Орхидеи еще не зацвели - [45]

— Странное место мы выбрали, где поселиться? — сказал Степлтон, будто отвечая на мои мысли. — И все-таки нам здесь хорошо, правда, Бэрил?

— Да, очень хорошо, — ответила она и грозно пошевелила теми мышцами лица, что отвечали бы за усы, будь у нее это сомнительное украшение девичества.

— У нас когда-то была экспериментальная школа. Мы обучали бабочек, — сказал Степлтон. — Преподавали им хорошие манеры, навыки обхождения с противоположным полом. Мотыльков отваживали от легкомысленного порхания с цветка на цветок, формировали характер, объясняли, в чем состоит пукасагибство применительно к чешуекрылым.

Генри нажал на перделку, которую взял поиграть у мисс Степлтон, и рассказчик обратил на него гневное лицо.

— Правда? — спросил я.

— Еще немного, и мы разработали бы программу по подготовке мотыльков к службе в армии! — с воодушевлением сообщил Степлтон. — У самцов, например, прекрасное обоняние, оно позволяет им обнаруживать за несколько миль не только партнершу, но и взрывчатку.

— Что иногда одно и то же, — уточнил Генри.

— У некоторых видов прекрасно развит дух коллективизма, они могут выполнять сложные совместные задачи, например, передавать сигналы. С этим отлично справляются бабочки-морзянки. Конечно, были трудности, ведь мотылька век не долог, но в военных условиях этому не приходится удивляться, а с нашими генералами этого и вовсе бы никто не заметил.

— Что же случилось с вашей школой?

— Судьба обернулась против нас. В окно проник воробей с ненавидящим оком и склевал троих лучших учеников. Они встали на защиту дам и гусениц и жертвами пали в борьбе роковой. Нам так и не удалось поправить дела после такого удара, большая часть моего капитала была безвозвратно потеряна. И все же, если бы не разлука с моими дорогими учениками, то я бы радовался этой неудаче, ибо для человека с моей страстью к изящным искусствам здесь непочатый край работы. Видите те холмы вдалеке? — Степлтон приобнял меня за талию и мягко подвел к окну. — Это настоящие островки среди непролазной топи, которая мало-помалу окружила их со всех сторон. Сумейте на них пробраться, и там такие всякие бабочки, бабочки такие бабочки! Я пробираюсь туда и читаю им Теннисона. Они хлопают крыльями.

— И ушами, — добавил я.

— Нет, ушей у них нет, — сказал Степлтон.

— Мне кажется, что жить здесь скучно не столько вам, сколько вашей сестре, — вмешался Генри.

— Я не скучаю, — быстро ответила мисс Степлтон. — Здесь вполне достаточно развлечений.

Она машинально отняла у Генри перделку и так грустно покрутила ее в руках, что ей-богу могла бы мертвого разжалобить. Но братец и ухом не повел, у него, видать, было больше выдержки, чем у мертвого. Оно и понятно, ведь когда воспитываешь бабочек, то выдержка нужна не меньше, чем когда ты их фотографируешь.

— У нас очень интересные соседи, — между тем сообщила Бэрил. — Лора и Хью Лайонс, Мортимеры, миссис Селден, мисс Адсон, местная акушерка. Мы даже организовали клуб любительниц ехидных шуток. Он собирается по пятницам в доме у Лайонсов. Мы ведем специальную книгу проказ. На этот раз, в связи с приездом Шимса, а в честь этого события мы устроили торжественный банкет, в зеленых бархатных платьях, и представляете, мне поручили трижды издать этот звук в его присутствии. Интересно, насколько высоко он сможет поднять бровь?

— Думаю, что достаточно высоко, мисс, — галантно ответил я.

— Надеюсь, я этого не услышу, — сказал Генри, нахмурившись (очевидно, он имел в виду «не увижу», ведь бровь нельзя услышать, если, конечно, ты не мотылек).

— Теперь давайте поднимемся наверх, я покажу вам свой кабинет и коллекцию чешуекрылых, — радушно предложил Степлтон. — Смею думать, что более полной коллекции вы не найдете в этой части Англии. А когда мы закончим, то к этому времени уже и обед будет готов.

Мы с Генри поднялись в кабинет Степлтона, сам хозяин шел сзади, словно колли за овцами. Кабинет представлял собой небольшое помещение, стены которого буквально ломились от бабочек всех сословий, рас и вероисповеданий, годных и негодных к несению строевой службы. Если кто-то мечтал вдоволь насмотреться на бабочек, то здесь бы его мечта стала былью. Я три дня потом не мог глаза закрыть, чтобы у меня не сделалось… ну, как там… и бабочки кровавые в глазах — что-то такое.

Итак, всюду стеклянные стеллажи и в них бабочки, бабочки, бабочки. Бабочки. Пара окон. Бабочки. Письменный стол. По левую руку от письменного стола стоял шкаф, набитый книгами, не выкрикивайте с места, о бабочках. Среди них выделялись шикарно изданные фолианты некого Александра Уорпла «Бабочки Англии» и «Еще одни бабочки Англии», а также весьма нарядная книжица Бэрил Степлтон «Детям о бабочках Англии».

— Твоя сестренка пишет книги, Джек? — спросил Генри, тут же схватив указанный томик с полки. — И посвящает их какому-то Александру Уорплу, — удивленно продолжил он. — Кто это?

— Спонсор, — лаконично ответил Степлтон. — Он финансировал наши исследования, пока… пока не был разочарован.

— Из-за смерти тех трех бабочек? — уточнил я.

— Да, вот именно. Он думал, — продолжал Степлтон, заводясь, — что революционные открытия в инсектопсихологии — это путь, весь увитый шток-розами, что все у нас всегда будет получаться, что всегда все будет гладко, что… — бедняга с обидой втянул носом воздух и заколдобился, будто втянул несколько больше бабочек, чем привык.