Орхидеи еще не зацвели - [13]

— Мозг Вустонов хоть и обширен, но не настолько, чтобы его пришлось высвобождать таким образом, — произнес я с достоинством.

Между тем возник Шимс и, предварив свою речь деликатным покашливанием, сказал доктору Мортимеру:

— Хочу напомнить о цели вашего прихода к сэру Альберту Вустону сразу после завтрака-с. Вы пришли-с, чтобы исполнить ему народную балладу, популярную в Гримпене-с, и если вам угодно-с, вот рояль. Его, кстати, пора настроить-с.

— Ах да, вы правы, Шимс. Я действительно пришел, дорогой Вустон, чтобы спеть вам эту балладу, пока не поздно.

— Да полно, не беспокойтесь, — ответил я, — вообще-то, в вопросе народных баллад мой принцип: чем позже, тем лучше. Я не знаток фольклора, но мне кажется, что их не исполняют сразу после завтрака, особенно если тот, кто завтракал, отходит после вчерашнего. Вы знаете, что бывает, если джин смешать с большим количеством пива, лечь спать, а потом взять да и сдуру проснуться? Ах, да, еще виски, — добавил я, подумав.

— Джин с пивом? И виски? — профессионально прикинул Мортимер, — как медик, давший клятву Гиппократа, я не имею права петь народные баллады пациенту в таком состоянии.

— Но вы могли бы при этом не выть-с, — настойчиво предложил Шимс.

— То есть как же это так не выть? Это народная баллада о собаке. Нет-нет, решительно, господин Вустон не готов слушать балладу.

— Тем более, — вставил я, — что мой мозг, как только что выяснилось, недостаточно защищен черепом.

— Но вы могли бы хотя бы огласить слова-с, — упорствовал Шимс. — Ведь именно в тексте баллады содержится та информация-с, которую следует принять к сведению, обсуждая с сэром Генри предстоящую поездку в Баскервиль-Холл-с.

— Просто прочесть их? — переспросил Мортимер.

— Именно так-с.

— Но ведь там двадцать строф, — усомнился доктор, и я безмолвно приобщился к его сомнению. Двадцать строф — это в двадцать раз больше, чем следует. Как однажды выразилась тетушка Агата, когда я пространно объяснял ей, почему из гуманных соображений сегодня вечером я не могу повести в театр ее инфернального сына Эндрю, исчадие бездны, истина не может быть столь длинной.

— Вы могли бы прочесть только то, что относится к существу дела-с.

— К существу дела? Но это же бредни невежественных людей!

— Значит, к существу бреден-с.

— Допустим, у бреден есть существо. Но в балладе есть и рефрен!

— Рефрен-с, если угодно, я подтяну-с.

— То есть подвоете?

— Это уж как выйдет-с.

— Ладно, — сказал я, поскольку мне уж стало любопытно, — исполняйте как есть.

— Что значит: исполняйте как есть?! — взъерепенился Мортимер. — Это ж вам не супружеский долг, чтобы исполнять его таким образом.

— Супружеский долг, хотя его и часто сокращают таким же грубым образом, как мы сократим балладу, не исполняют на рояле-с. Поэтому если вы за него присядете-с, мы сможем насладиться разницей этих двух видов сокраще… исполнений-с.

— Кстати, о супружеском долге есть прекрасный анекдот. Как-то раз один лорд…

— Тишина! — провозгласил Мортимер и постучал чайной ложкой по стенке пустого бокала. — Начинаем!

И жутким голосом завыл, неистово лупя по клавишам:

О сын мой, подальше держись от болот

Особенно темною ночью —

Там призрак собачий из ада встает

И жертву найти себе хочет,

Огромен, и черта черней самого,

И пламя клубится из пасти его.

— И пламя клубится из пасти его-с, — подвыл Шимс.

— Гав-гав-гав, — помог Снуппи, внезапно запрыгнув мне на колени, так что я вздрогнул.

Из всех Баскервилей беспутнейшим был

Сэр Хьюго — проклятие рода,

И денно и нощно он пил и кутил,

Плюя на страданья народа,

И тетушка Клер, чтоб его вразумить,

Решила племянника срочно женить.

— Решила племянника срочно женить-с, — подвыл Шимс.

— Гав-гав-гав, — помог Снуппи, входя во вкус.

Но Хьюго к соседу пролез по плющу,

Чтоб выведать облик невесты,

А выведав, охнул и взвыл: «Отомщу,

О тетка, страшись моей мести!»

И с этим вопросом покончить решил,

И тетку за шею ремнем удушил.

— И тетку за шею ремнем удушил-с, — подвыл Шимс.

— Гав-гав-гав-гав-гавррр! — помог Снуппи.

О, кто там несется на быстром коне

В ночи по угрюмым болотам?

Спешит на свиданье к соседской жене

Сэр Хьюго — проклятие рода.

Он едет в долину к двум серым камням,

Но кто это мчится за ним по пятам?

— Но кто это мчится за ним по пятам-с? — подвыл Шимс.

— Гау-гау-гавррр! — помог Снуппи, маниакально посверкивая глазами и норовя сорваться с места; я с трудом удержал его за ошейник.

То демон, уткнувшийся мордою в след,

Как будто большая собака,

Но зверя такого не видывал свет,

Как это исчадие мрака —

Огромен, и черта черней самого,

И пламя клубится из пасти его.

— И пламя клубится из пасти его-с, — подвыл Шимс.

— Гав! Гав! Гав-гав! — помог Снуппи.

Когда на рассвете хмельные дружки

Заехали в эту долину,

Над Хьюго стояла, оскалив клыки,

Огромная черная псина,

И конь вороной по болоту бродил,

И издали ворон за трупом следил.

— И издали ворон за трупом следил-с, — подвыл Шимс.

— Гав-гав-авававав!!! — помог Снуппи.

Ты знаешь теперь эту грозную быль

О страшном исчадии мрака,

Как тетку ремнем задушил Баскервиль,

Его же загрызла собака.

С тех пор, как бедняга коптится в аду,

Проклятьем он стал в баскервильском роду.

Извыв это шекспировское резюме, доктор Мортимер с чувством захлопнул крышку рояля, а Шимс поправил галстук и откашлялся.