Орест и сын - [35]
Странное явление девочки спасало от бог весть какой развязки. Крепнущим голосом Орест Георгиевич произнес: “Надо наверх — здесь нельзя”.
В прихожей Ксения размотала теплый верхний платок. Под ним оказался другой — белый, банный, завязанный с вечера. Повязанная белым голова и домашний халатик придавали ей больничный вид, который сам по себе оправдывал жалостливое восклицание. Светлана посадила Ксению на диван и подошла к окну. На ладонь приоткрыв занавес, она выглянула во двор. Стена напротив оставалась непроницаемой, — ни одно окошко не прожигало ее насквозь. Светлана вертела в пальцах подхваченное с подоконника перо. За спиной включили верхний свет, и в оконном стекле отразилась комната, разоблаченная до последнего угла. Антон, одетый в пижаму, показался в дверях и замер ошеломленно.
“Тебя родители прислали?” — Инна прошептала сбоку. Ксеньина голова дернулась, и белый платок сморщился, как будто собирался заплакать. “Родители спят, я сама, — голос пульсировал то тише, то громче. — Мне приснился сон. Я видела город и подумала, что скоро умру... Мама говорила, в нашей семье умирают мальчики, но теперь я осталась одна, и, наверное, придется мне...”
Голова Ореста Георгиевича откинулась назад. “Дальше”, — он приказал хриплым голосом.
“Там кирпичная башня и дорога. Она лежит между стенами и вся выложена плитами: желтые львы, прямо по голубому...” — “Врешь! Ты подсмотрела!” — Инна вскрикнула отчаянно и сжала у горла кулаки.
“Она не врет. Я тоже... Мне тоже… снилось…” — быстро и сбивчиво заговорил Чибис. Женщина кинула перо на стол и приблизилась к нему. Сжав его локоть, зашептала настойчиво. Чибис выскользнул из комнаты.
“Понимаете, я хотела накопить и отдать, но сразу заболела, и завтраков больше не было. Я пришла сказать, что обязательно накоплю...” — “Без тебя отдали”. — Инна шевелила мертвеющими губами.
Чибис вернулся и сел к столу, поджав под себя ногу. Рука пошарила и наткнулась на перо: втянув голову в плечи, он принялся царапать по столешнице.
“Орест, девочке нужно лечь!” — женщина заговорила жестко. Чибис не поднял головы: он чертил и чертил, словно записывал за ними слова. “Сейчас она ляжет, — громко и раздраженно произнес Орест Георгиевич. — Она ляжет, когда я пойму, при чем здесь мальчики и этот город. Там, — он ткнул пальцем вниз, — она говорила другое!”
“Что бы мы ни говорили здесь, там мы заговорим по-другому”, — раздался влажный голос. Павел Александрович входил в двери. “Это я попросила позвонить, девочке нужен врач”, — над плечом Ореста Георгиевича Светлана объяснила коротко.
Чибис царапал и царапал по столу. К его недоумению, Павел Александрович, вызванный к больной Ксении, взглянул на нее мимоходом и прямо направился к отцу. Он встал напротив, коротким жестом нащупал позади себя стул и сел. Глаза отца избегали его взгляда. “Погасите верхний свет и направьте торшер”, — распорядился Павел Александрович. Чибис потянулся послушно: торшер, незаметный в ярком свете, вспыхнул. “Итак, что же говорила девочка?” Из Ксеньиного угла белел головной платок.
“Она говорила, — Орест Георгиевич сцепил пальцы, — про какую-то звезду, которая предаст и погубит…” Светлана видела: он пытается усмехнуться. “Нет, не то. — Он отмахнулся нетерпеливо. — Она говорила, что видела сон и город, но стоило нам подняться, все изменила: сказала, что умрет, потому что в ее семье умирают все мальчики”, — он объяснял раздраженно. Павел Александрович взглянул на Светлану. “Девочка была внизу, в парадной”, — та обронила коротко.
“Так ли я понял, что девочка боится умереть, потому что умирают мальчики? Но ведь она — не мальчик. Ответь мне теперь, есть ли логическая связь между смертью мальчиков и ее собственной смертью?” — “Логическая? Здесь есть какая-то другая, но мне никак не уловить”. — Орест Георгиевич водил ладонями по груди, хмурясь.
“Ты только не беспокойся! Если связь есть, мы ее сейчас же уловим. Девочка сама нам поможет”. Не оборачиваясь к дивану, Павел Александрович поманил пальцем, и Ксения покорно вошла в круг, описанный плоеным абажуром. Светлана смотрела на жалкий платок и думала о том, что нет ее сил жалеть чужих.
Павел Александрович поднялся, приложил руку к Ксеньиному лбу, задержал и отвел ладонь. Лицо Ксении изменилось: глаза подернулись белой поволокой и остановились. Поволока расползлась по углам, как гнилой холст. Из темных прорех лезли косые тени и шли хороводом. Пластмассовый плоеный абажур наливался металлической тяжестью. Ксения заговорила, и при первых звуках ее голоса Чибис прижал руки к солнечному сплетению и скорчился над столом. “Я видела небо, и город, и львиную дорогу, и звезду. — Ксеньины глаза сияли из-под белого платка. — Она обманщица. Предаст и погубит... Я одна могу спасти...”
Ксения пошатнулась. Павел Александрович приложил ладонь к потухающим глазам и сделал быстрое движение щепотью, как будто собирал зрение в горсть. Ксения обмякла и упала бы на пол, если б врач не подхватил ее под спину и колени. Он поднес Ксению к дивану и положил. “Покройте пледом. Когда проснется — будет озноб”. Чибис поднялся и с неловкой осторожностью прикрыл спящую синим детским одеяльцем, брошенным на диване. Потом он перенес стул и устроился у изголовья. Боль, ударившая Чибиса, не отпускала. “Ничего страшного. Переходный возраст. Разгулялось воображение. Такое, увы, бывает. Пройдемте в спальню, я объясню”, — Павел Александрович утешал.
Елена Чижова – коренная петербурженка, автор четырех романов, последний – «Время женщин» – был удостоен премии «РУССКИЙ БУКЕР». Судьба главной героини романа – жесткий парафраз на тему народного фильма «Москва слезам не верит». Тихую лимитчицу Антонину соблазняет питерский «стиляга», она рожает от него дочь и вскоре умирает, доверив девочку трем питерским старухам «из бывших», соседкам по коммунальной квартире, – Ариадне, Гликерии и Евдокии. О них, о «той» жизни – хрупкой, ушедшей, но удивительно настоящей – и ведет рассказ выросшая дочь героини, художница… В книгу также вошел роман «Крошки Цахес».
В романе «Крошки Цахес» события разворачиваются в элитарной советской школе. На подмостках школьной сцены ставятся шекспировские трагедии, и этот мир высоких страстей совсем непохож на реальный… Его создала учительница Ф., волевая женщина, self-made women. «Английская школа – это я», – говорит Ф. и умело манипулирует юными актерами, желая обрести единомышленников в сегодняшней реальности, которую презирает.Но дети, эти крошки Цахес, поначалу безоглядно доверяющие Ф., предают ее… Все, кроме одной – той самой, что рассказала эту историю.
Елена Чижова – автор пяти романов. Последний из них, «Время женщин», был удостоен премии «Русский Букер», а «Лавра» и «Полукровка» (в журнальном варианте – «Преступница») входили в шорт-листы этой престижной премии. Героиня романа Маша Арго талантлива, амбициозна, любит историю, потому что хочет найти ответ «на самый важный вопрос – почему?». На истфак Ленинградского университета ей мешает поступить пресловутый пятый пункт: на дворе середина семидесятых. Девушка идет на рискованный шаг – подделывает анкету, поступает и… начинает «партизанскую» войну.
Елена Чижова, автор книг «Время женщин» («Русский Букер»), «Полукровка», «Крошки Цахес», в романе «Лавра» (шортлист премии «Русский Букер») продолжает свою энциклопедию жизни.На этот раз ее героиня – жена неофита-священника в «застойные годы» – постигает азы непростого церковного быта и бытия… Незаурядная интеллигентная женщина, она истово погружается в новую для нее реальность, веря, что именно здесь скроется от фальши и разочарований повседневности. Но и здесь ее ждет трагическая подмена…Роман не сводится к церковной теме, это скорее попытка воссоздания ушедшего времени, одного из его образов.
Новый роман букеровского лауреата Елены Чижовой написан в жанре антиутопии, обращенной в прошлое: в Великую Отечественную войну немецкие войска дошли до Урала. Граница прошла по Уральскому хребту: на Востоке – СССР, на Западе – оккупированная немцами Россия. Перед читателем разворачивается альтернативная история государств – советского и профашистского – и история двух молодых людей, выросших по разные стороны Хребта, их дружба-вражда, вылившаяся в предательство.
Ида Финк родилась в 1921 г. в Збараже, провинциальном городе на восточной окраине Польши (ныне Украина). В 1942 г. бежала вместе с сестрой из гетто и скрывалась до конца войны. С 1957 г. до смерти (2011) жила в Израиле. Публиковаться начала только в 1971 г. Единственный автор, пишущий не на иврите, удостоенный Государственной премии Израиля в области литературы (2008). Вся ее лаконичная, полностью лишенная как пафоса, так и демонстративного изображения жестокости, проза связана с темой Холокоста. Собранные в книге «Уплывающий сад» короткие истории так или иначе отсылают к рассказу, который дал имя всему сборнику: пропасти между эпохой до Холокоста и последующей историей человечества и конкретных людей.
«Антология самиздата» открывает перед читателями ту часть нашего прошлого, которая никогда не была достоянием официальной истории. Тем не менее, в среде неофициальной культуры, порождением которой был Самиздат, выкристаллизовались идеи, оказавшие колоссальное влияние на ход истории, прежде всего, советской и постсоветской. Молодому поколению почти не известно происхождение современных идеологий и современной политической системы России. «Антология самиздата» позволяет в значительной мере заполнить этот пробел. В «Антологии» собраны наиболее представительные произведения, ходившие в Самиздате в 50 — 80-е годы, повлиявшие на умонастроения советской интеллигенции.
"... У меня есть собака, а значит у меня есть кусочек души. И когда мне бывает грустно, а знаешь ли ты, что значит собака, когда тебе грустно? Так вот, когда мне бывает грустно я говорю ей :' Собака, а хочешь я буду твоей собакой?" ..." Много-много лет назад я где-то прочла этот перевод чьего то стихотворения и запомнила его на всю жизнь. Так вышло, что это стало девизом моей жизни...
1995-й, Гавайи. Отправившись с родителями кататься на яхте, семилетний Ноа Флорес падает за борт. Когда поверхность воды вспенивается от акульих плавников, все замирают от ужаса — малыш обречен. Но происходит чудо — одна из акул, осторожно держа Ноа в пасти, доставляет его к борту судна. Эта история становится семейной легендой. Семья Ноа, пострадавшая, как и многие жители островов, от краха сахарно-тростниковой промышленности, сочла странное происшествие знаком благосклонности гавайских богов. А позже, когда у мальчика проявились особые способности, родные окончательно в этом уверились.
Самобытный, ироничный и до слез смешной сборник рассказывает истории из жизни самой обычной героини наших дней. Робкая и смышленая Танюша, юная и наивная Танечка, взрослая, но все еще познающая действительность Татьяна и непосредственная, любопытная Таня попадают в комичные переделки. Они успешно выпутываются из неурядиц и казусов (иногда – с большим трудом), пробуют новое и совсем не боятся быть «ненормальными». Мир – такой непостоянный, и все в нем меняется стремительно, но Таня уверена в одном: быть смешной – не стыдно.
Роман о небольшом издательстве. О его редакторах. Об авторах, молодых начинающих, жаждущих напечататься, и маститых, самодовольных, избалованных. О главном редакторе, воюющем с блатным графоманом. О противоречивом писательско-издательском мире. Где, казалось, на безобидный характер всех отношений, случаются трагедии… Журнал «Волга» (2021 год)