Оренбургский владыка - [107]

— Считай, это твое жалование наперед, — сказал он, — ты ко мне на службу поступил, а я тебе плачу за это… Понял, мужик?

…Вечером в комнате, которую Давыдов снимал для «личных нужд», раздался тихий стук. Давыдов ужинал, перед ним на столе лежал рядом с хлебом тяжелый старый револьвер, горластый, крупного калибра, с убойной силой крепостного орудия. Давыдов поспешно взвел курок и накрыл оружие газетой.

— Кто там? — выкрикнул он. — Входи, коль не шутишь.

Не заперто!

Дверь открылась. На пороге стоял Чанышев.

— Касымхан! — возбужденно воскликнул Давыдов, поднялся с табуретки. — Вернулся? Живой?

— Как видите, живой, — Чанышев неожиданно смущенно улыбнулся. — Извините, если не оправдал ваших надежд.

— Давай на «ты», мы же договорились, — в голосе Давыдова появились виноватые нотки. — Садись, повечеряй со мной!

— Спасибо, сыт — Чанышев сделал церемонный жест, — уже поужинал.

Давыдов поспешно, легко, с неожиданным проворством для его плотной фигуры подскочил к гостю, обнял, похлопал ладонью по спине.

— Ну что там, в Китае, рассказывай, — потребовал он.

— Затевается большой заговор против России, — Чанышев двумя руками изобразил громоздкий «снежный ком». — Вот такой.

— Кто конкретно состоит в заговоре? Фамилии есть?

— Есть.

— Неужели тебе удалось подобраться к Дутову?

— Подобрался настолько близко, что виделся с ним едва ли не каждый день.

— Да ну! — возбужденно воскликнул Давыдов, вновь порывисто обнял гостя. — Выходит, он тебе поверил?

— Поверил, — наклонил голову Чанышев. — А как не поверить? Я происхожу из благородного аристократического жуза [66], яростно ненавижу большевиков, хотя в силу сложившихся обстоятельств был вынужден остаться на их территории и поступить к ним на службу. Дослужился до высокой должности в милиции, — Чанышев улыбнулся, — но идеалам своим не изменил — готов бороться с большевиками дальше. А таких людей атаман ценит очень и очень, их у атамана не хватает просто катастрофически. Так что считай, товарищ Давыдов, что я вошел в десятку самых близких к Дутову людей.

— Поздравляю!

— Это еще не все. Я поступил к атаману на секретную службу.

Давыдов присвистнул, поспешно допил остывший чай и хлопнул донышком кружки о стол.

— Ничего себе фокус-покус! — лицо его вдруг приняло жесткое выражение.

Касымхан это заметил, махнул рукой, произнес с отчетливо проступившей горечью:

— Эх, Давыдов, Давыдов! Не веришь ты мне!

Давыдов крякнул, будто на спину ему кинули тяжелую вязанку дров.

— Наше дело ведь какое, Касымхан… — пробормотал он виновато, — мы очень часто сами себе не верим. Слишком много товарищей погибает. Вырубают их беляки, будто косой. Так и хожу по земле, постоянно оглядываясь. Не обессудь. К себе самому я отношусь точно так же, как и к тебе, ни в чем различия нет.

Так что… ежели что, извиняй меня, друг. Очень прошу.

Чанышев наклонил голову. Непонятно было, то ли он прощает Давыдова, то ли не хочет, чтобы тот видел его глаза.

— Результат следующий, — сообщил он, — у меня на руках находится список джаркентского белогвардейского подполья.

Давыдов не удержался, присвистнул вновь.

— Ты достоин ордена Красного Знамени! — Давыдов сделал было движение к Чанышеву, чтобы обнять, но тот остановил его.

— Ни один человек из этого подполья не должен быть не то, чтобы арестован, товарищ Давыдов, — он даже почувствовать не должен, что за ним следят… Иначе мы провалим операцию с Дутовым — загребем в сеть мелкую рыбешку, а крупную упустим.

— Согласен, — Давыдов кивнул.

— Такие же организации у Дутова есть в Омске, Ташкенте, Пишпеке, Верном, Талгаре, Пржевальске и Семипалатинске.

Все ждут сигнала, чтобы подняться и ударить по советской власти.

— Вот им! — Давыдов ткнул кукишем в пространство перед собой.

— Не знаю, им или нам… Силы у них собраны большие.

— Какова конечная цель у беляков? Вернуть царя? Созвать Учредительное собрание?

— В точку попал, товарищ Давыдов: созвать Учредительное собрание.

— Лихо! — Давыдов покрутил головой. — Очень лихо! Значит, подпольные группы только ждут щелчка?.. Пхе! Разведкой у них командует все тот же лысый попик?

— Так точно. Отец Иона. Очень неглупый, замечу, человек. Опасный противник. Многие зовут его святым. В походе против нас собирается использовать икону Табынской Божией Матери. Икона чудотворная, ей поклоняются.

— Когда Дутов намерен выступить?

— Это неведомо никому. В том числе, по-моему, и самому Дутову.

— Его надо бы убрать до всех походов. Выдрать с корнем… Этого еще не хватало — подполье в Верном! Вот удивится товарищ Пятницкий, — Давыдов говорил, говорил, а думал о чем-то своем, далеком, находящимся за стенами этой запыленной комнаты.

— Надо убрать Дутова, я согласен. Но как? Вот этот вопрос я решить пока не могу.

— Решай, решай… Ты — человек умный, отважный, поэтому партия и доверила тебе это ответственное дело.

— В крепости у Дутова силы небольшие, всего пятьсот человек казаков, все без винтовок — плетками отстегать можно, но недалеко от границы находится генерал Багич, а это уже серьезно. Это — шесть тысяч человек. Из них хорошо вооружены — хоть сейчас в атаку, — две тысячи человек. Четыре пулемета и два новеньких скорострельных орудия. С такими силами можно хоть на Верный идти, хоть на Семипалатинск.