Орел расправляет крылья - [120]

Дело в том, что Иберийская уния оказалась для португальцев хуже горькой редьки. Во-первых, испанцы их просто разоряли налогами, во-вторых, их колонии подвергались постоянному разорению враждующих с испанцами англичан и голландцев, ну а в-третьих, когда они пытались возмущаться — их просто убивали, как во время восстании в Эворе. Так что португальцы уже давно были на грани восстания. И все это раскопал мой агент во Франции Козьма Мятышев, сменивший там постаревшего и уже давно постоянно хворавшего Трифона Голеватого (ох, сдает моя старая гвардия, сдает…). Я тут же сделал стойку и велел поискать того, кто может стать новым португальским королем. Ну явно же он должен, как и любой заговорщик, испытывать большие трудности с финансами. А тут я, весь такой добрый и с деньгами…

Пока искали — он и сам нарисовался, но просто продавать остров не стал, а предложил заключить союз и скрепить его браком, обещая отдать остров в приданое за дочерью. И намекнул, что готов отдать не только его. А союзники ему были шибко нужны. Он было вначале пытался ориентироваться на англичан, но у тех все было шибко мутно. Непонятно, на кого ориентироваться. На Острове сидел Кромвель, а сынок и наследник казненного Карла I тоже именем Карл подвизался у тех, с кем герцог пытался порвать, в Мадриде… После того как я перехватил у англичан мое чудо — Машку, им пришлось вернуться к варианту испанской инфанты, но сделали они это скрипя зубами. Ну а после того, как в Англии началась гражданская война, королева-испанка тут же рванула с семьей на родину. Где и пребывает до сих пор. Так вот, ежели затевать дела с Кромвелем еще какой-то смысл был, хотя делать сие будущему королю было ой как стремно, ему еще в семье королей утверждаться, а ну как собратья за столь плотные контакты с изменником и убийцей короля остракизму подвергнут, то в случае повторного воцарения Стюартов — Жуан Брагансский оказывался практически меж двух огней. Так что он решил не рисковать и поискать союзников где подальше… Но вот насчет денежного вспомоществования торговался дюже шибко. Причем требовал не токмо денег, но и военной помощи, коль какие из заморских португальских колоний его не признают и их надо будет принуждать к сему силой. А также противу Соединенных провинций, кои под шумок оттяпали себе Бразилию и Цейлон. Супротив колоний я помощь пообещал, а супротив голландцев — отказался. Очень не хотелось мне воевать с теми, кто так мне помог приподнять страну… хотя чем дальше, тем больше мы с голландцами становились конкурентами, и все шло к тому, что рано или поздно мы где-то столкнемся…

— Пап, — отлепившись от брата, подскочила ко мне Ольга, — а ты мне сегодня будешь сказку рассказывать? Ты же приехал!

Ванька, повернул голову и, улыбаясь, посмотрел на меня. Ну да, все сказки начались именно с него. Черт, как же я люблю свою семью…

* * *

Мой старшенький покинул Александровскую слободу через месяц. Одновременно со мной. Вот только он двинулся на восток, а я на запад, в Белкинскую вотчину. Ибо мне предстояло сделать то, что я уже давно собирался. А именно — учредить «Царево медицинское обчество». Так как все медицинские кафедры во всех шести университетах и академиях нынче занимали исключительно мои подданные, а число государевых лечебниц в стране достигло сорока, я решил, что пора делиться… Нет, не знаниями. Всего лишь информацией. Знания — это то, по поводу чего ты знаешь, что с ним делать, с чем ты можешь работать. А что делать с тем, что я собирался изложить собравшимся в Белкинской вотчине профессионалам, я даже не представлял. Ну кроме самих общих правил — соблюдения гигиены, диеты, ухода за полостью рта и так далее…

И время, и место, как могло показаться на первый взгляд, были выбраны не слишком удачно. Дело в том, что университет в Москве разросся настолько, что потребовалось существенно расширять площади. И сейчас под Москвой, у сельца Пехрово, на месте которого в мое время вырос город Балашиха, возводились новые здания университета. Поскольку я припомнил кое-что из своего времени и решил, что не хрен держать в большом городе всю эту склонную к вольностям, а то и бунтам молодежь. Эвон в Париже Сорбонна то и дело волнуется, а в тысяча девятьсот шестьдесят восьмом настоящие уличные бои были. Ну в Афинах так вообще каждую зиму студенты бунтуют… ну бунтовали перед моим, так сказать, отбытием сюда… Так что пусть себе где в сторонке обитают. Вон в Англии Кембридж и Оксфорд — в стороне от Лондона, и никаких студенческих бунтов не было… вроде бы. Во всяком случае, я о них ничего не слышал.

Так вот, там для нового медицинского факультета возводилось здоровенное здание, в коем помимо аудиторий и лабораторий должен был быть устроен обширный зал на четыре сотни мест. А само строительство вступило уже в завершающую фазу. И по идее что бы не подождать еще годик и не подгадать учреждение обчества как раз именно к моменту его открытия? Чтоб будущие дохтура гордились тем, что, мол, здесь, в этих стенах, и состоялось учреждение того самого великого и всемирно известного… Но я решил — нет.

Во-первых, в Белкино чужих глаз поменее. В том, что вся изложенная мною информация довольно скоро распространится по всей Европе, у меня сомнений не было. Сам же делал все, чтобы включить страну в эту общеевропейскую систему обмена информацией… Но на кой черт еще и ускорять этот процесс? Пусть мои лекари успеют ее переварить, осмыслить, провести эксперименты и получить, так сказать, европейский, что в этом времени почти автоматически означает и мировой, приоритет. Мне же потом приглашение зарубежных научных светил дешевле обойдется. Всем будет лестно поработать в стране с