Орехов - [24]

- Ну чего тебе еще? Потянуть? Васильвасилич, как? Потянуть мы можем? кричал Валуев и уступил ему очередь тянуть первому.

- Потянуть? Это мы можем! - расслабленным голосом согласился Васильвасилич, сильно дернул за язычок коробочки, язычок оборвался так, что ничего не получилось, и затем уже не обращал внимания на болтовню отца и подставленную шляпу.

Валуев разломал коробочку руками, там оказалась вырезанная из игральной карты дама бубей.

- Тебе дамочка выходит! А, Васильвасилич! Дамочка!

Ребенок заплакал громче, Валуев досадливо сморщился, обернувшись:

- Ну это еще чего?

Но тотчас лицо у него прояснилось: Васильвасилич тихо засмеялся.

- Это напоминает, слышишь, Валуев?..

- Ну, ну, слушаю, - с готовностью улыбаясь, придвинулся Валуев.

- ...Ну там у одного... ну, с одной... эти, шуры-муры... Понимаешь? Все у них шито-крыто... Жена не подозревает, все вроде обошлось, и вдруг ему на квартиру телефон звонит. Он снимает: "Але, слушаю?" - ему оттудова пишшит: "Папоцка, я уже родился!" Это я анекдот говорю!

Валуев громко расхохотался, а Васильвасилич почти беззвучно рассмеялся, но как-то внутрь себя, а не наружу, как все люди, и при этом лицо у него только еще больше вытянулось.

Васильвасилич молча налил Вале и себе коньяку и отдал бутылку Валуеву, чтоб наливал дальше.

Тот, зайдя с другой стороны, постукал Валю толстым пальцем, нагнувшись к самому уху, сделал страшные глаза и, как о вещи настолько значительной, что о ней не говорится вслух, просипел ей в самое ухо:

- Это знаешь кто? Директор спирто-водочного! Ясно? Понятно? Вот кто.

- Коньячькю, - предложил довольно бойко Васильвасилич Вале, - у нас, знаете, этого добра... Вы себя не стесняйте.

Валя отметила, что его расслабленный, затухающий голос происходил вовсе не от немощи, но исключительно только от сознания своей значительности.

Двери опять хлопнули одна за другой, и в комнату ворвалась красная с мороза Сима, приятельница Вали, секретарша из исполкома.

- С Новым годом, привет собравшимся, с новым счастьем! - скороговоркой закричала она с самого порога. - Валя, я за тобой, скорей одевайся, тебя ждут!

- Но-но-но! - загрозился толстым пальцем Валуев. - Ты, Симочка, того! Мы тут в гостях!

- Вот и гостите, а Валю утащу, сидите, сидите, я ненадолго!

- Виола, это же неудобно!.. - обиженно заговорил отец, но она вдруг, точно ждала Симу, вскочила и бросилась к двери.

- Постой, ты постой! Это вдруг как же? Куда, куда?.. - привскакивая со стула, всполошился, точно в погоню готовясь кинуться, по-гусиному встревоженно загоготал Валуев. - Это куда?

- Ну, провожу подругу! - отмахнулась от него Валя, туго затягивая на голове шарфик и уже на ходу подсовывая концы под воротник своего легкого пальто, и вместе с Симой выскочила на улицу.

Валуев подумал и потянулся снова разливать коньяк.

- Нет, - угрюмо сказал Орехов, прикрывая рюмку ладонью и уже раздумывая, как бы самому уйти.

Старик сосед, все сидевший в блаженном оцепенении, держась за края тарелки, когда ему хотел было налить Валуев, от восторга так ужаснулся и размахался руками, что тот даже отпрянул.

- Руки приберите, папа, - чопорно заметила женщина, - не мелькайте у людей перед глазами, когда вас за стол посадили.

Сима и Валя в это время, выскочив с разбегу, вприпрыжку бежали по белой пустынной улице среди сугробов.

- К свиньям собачьим таких кавалерчиков! - прикрывая рот варежкой от мороза, весело болтала Сима. - Тоже мне компания! А уж этот спирто-водочный, прямо как... осклизлый какой-то, а все перед ним преклоняются, всем нужно!

- Постник какой-то. Постник-пакостник!

Сима громко фыркнула:

- Ой, Валька скажет - ну точно!

- А куда это мы бежим? - спросила вдруг Валя.

- Как куда? Ко мне! Ты мне позарез нужна, там у меня музыка, чучелки всякие собравшись, да это - петрушка, а ты должна на моих двоих женихов резолюцию дать!

- А ну тебя!

- Не шутя, мне решаться надо. Ты сейчас увидишь. Леонид молодой, привязанный ко мне, хорошо играет на инструменте, и голос мягкий. Это тоже приятно, а то будет какой-нибудь всю жизнь у тебя над ухом несмазанным колесом скрипеть. Но ведь ему на фронт! Я же привяжусь как кошка, а его там убьют... И с чем я тогда осталась? А другой постарше, Афанасий, тоже вроде ничего, он техник, но вообще мужиковатый. Зато у него руки по локоть нет. Этот уж никуда не денется, со мной будет. Может, я и к нему привяжусь. Наверное, привяжусь.

- Да кто тебе-то, дуре, по душе? Болтаешь, слушать тошно!

- По душе!.. Мне замуж выйти по душе! И чтоб всерьез. Эти дуры рассуждают: война кончится, мужики вернутся. Фига два!.. А сколько девчонок за это время подросло! Нет уж, мне надо либо Леньку, либо Афоньку. Ты только погляди и определи, кто из них стоющий.

- Как будто я знаю!

Они вбежали во двор деревянного домика, где за намерзшими окнами глухо гудела гармошка, по скрипучим мерзлым ступенькам вскочили в холодные сени и вошли в теплую кухню с русской печью.

В соседней комнате дым коромыслом, в табачных облаках играла гармонь, пожилой мужчина, взмахивая руками, плясал, топая каблуками, в полном одиночестве, сам с собой, кто закусывал, кто пробовал затянуть песню, а четыре пары, из которых три были девичьи, топтались между постелью и столом, стараясь танцевать.