Ордынская броня Александра Невского - [190]

— Отче, где видела ти есмь?

Улыбнувшись и сверкнув глазами, так как это делают только молодые люди, монах приложил указательный перст к устам и благословил Неле, склонившую голову. Отступив на два шага от черноризца, девушка обратилась в сторону алтаря, и, казалось, вновь стала следить за венчанием. Но мысли о монахе не давали ей покоя, ибо она точно знала, что ранее уже видела его. Посмотрев еще раз на монаха, и увидев его тонкую улыбку, она вдруг вспомнила… Перед ее мысленным взором явилось давно забытое княжеское Городище под Новгородом. Она вспомнила свои последние дни в Новгороде, увидела городищенский собор Благовещения, своего любимого князя и его младшего брата Александра. Да, рядом с Александром стоял этот, только не монах, а молодой боярин — друг князя. Сердце заколотилось в груди у Неле. Она поняла, что это какой-то знак свыше, перст Божий, и стояла, затаив дыхание. Венчание закончилось, молодых повели из храма на улицу, поздравляя их, осыпая зернами пшеницы и мелкими серебряными монетами. Все стали выходить на улицу. Вышли черноризцы. Неле двинулась следом, но когда вышла, вдруг увидела в толпе рыжеволосого. Тот, видимо, искал ее глазами, но не находил. Стараясь быть не узнанной, укрывая лицо краем русского плата, она со своей девушкой побежала вслед монахам. Проследовав за уходившими черноризцами до конца улицы и повернув за угол, Неле окликнула их. Они остановились, но не оборотились. Зайдя спереди, девушка смело сказала, что узнала одного из них. Тот вновь улыбнулся, кивнул головой, и спросил, чего она хочет от него. Кратко она рассказала, что рыжеволосый преследует ее. Нахмурившись и сверкнув очами, молодой боярин, переодетый черноризцем, переспросил, какой он из себя. Неле обрисовала его и добавила, что он был возле храма. Скрипнув зубами и посмотрев туда, куда указала женщина, боярин сквозь плотно сжатые уста процедил, о том, что не добил в свое время этого волка. Она не поняла его слов. Он пошевелил плечами, покрутил головой, и Неле услышала под монашеской срядой тонкий звон кольчуги. Затем перекинулся со своим товарищем несколькими словами, из чего Неле поняла, что боярин не обознался, когда увидел рыжеволосого. Затем он медленно двинулся далее со своим товарищем. Женщины тронулись за ними. Служанка была напугана и ничего не понимала, но Неле успокоила ее, сказав ей несколько слов по-немецки. Уже по дороге, на ходу, монах посоветовал Неле бежать из Оденпе и ехать с ним во Псков. А там, даст Бог, искать защиты у князя Александра в Новгороде, ибо у него тоже с этим рыжим волком свои счеты. Немного подумав и поняв, что здесь ей вряд ли кто-то поможет, Неле согласилась. Договорились, что через два часа двое русских, переодетых в монашеское платье, будут ожидать Неле и ее служанку в крытом возке у южных ворот предградья.

Глава XII. Суженая

Осень пробежала, и зима вступила в свои права. Вновь осенними дорогами литва пришла большим войском на Русь и стала разорять Полоцкую, Псковскую и Смоленскую земли. Псковичи вовремя вывели полк к южным рубежам своей земли и, устроив засаду у Камня, 25 октября перебили литовскую рать. Великий князь Ярослав Всеволодович двинулся к Смоленску с полками и велел сыну Александру выступить со своими воями и с новгородцами, чтобы поддержать его. Наказал Александру идти к Торопцу. Тогда же отправил посылов и к Полоцкому князю Брячиславу, дабы привлечь его к совместному выступлению против литвы. Полоцкая земля не менее Смоленской подвергалась литовским набегам, и Полоцкий князь давно искал себе надежных союзников в этом деле. Однако постоянная вражда со смоленскими князьями, давняя вражда с орденскими немцами не давали ему в руки такой возможности. Во время переговоров полоцкий князь предложил Ярославу Всеволодовичу скрепить союз, соединив брачными узами их детей. Князю Ярославу эта мысль пришлась по душе, и он дал согласие.

Уже прочно легли снега, когда западнее Смоленска владимиро-суздальские полки соединились с отрядами из Полоцка и встретили литву. В жестокой сече у леса, заснувшего осенним сном, русские несколько часов рубились с литовцами.

Наконец литовская рать, охваченная с плечей, подалась и побежала. Русский полон, взятый в Смоленской земле был освобожден.

Литовцев пало более двух тысяч. В полон к русичам попал один из литовских князей и около трехсот человек. Остальные— тысячи полторы вырвались из железной подковы русских полков и лесом ушли восвояси. Князь Ярослав возвратился в Смоленск с великой честью и победой. По просьбе смолян урядил их дела и посадил на княжение в Смоленске Всеволода Мстиславича — сына Мстислава Романовича — одного из смоленских князей. Далее путь великого князя и его полков лежал на Торопец, где с дружиной и новгородцами поджидал его князь Александр.

* * *

Новгородские полки стояли у Торопца уже неделю. Князь Александр был мрачен и уже несколько месяцев раздражался, казалось, из-за пустяков и без повода. Вести, принесенные ему Ратмиром из Оденпе, никак не укладывались в его голове. Первые три недели все в его душе кипело то бешеным, то холодным негодованием, то желанием мстить, то чувством обиды. Ратмир был молчалив и редко пытался уговаривать князя, когда тому приходили в голову самые невероятные мысли. Однажды, в самом начале похода в Смоленскую землю, князь вдруг заявил Ратмиру, что решил собрать все полки и двинуться на Псков, а оттуда нанести удар по Оденпе. Но меченоша с таким удивлением посмотрел князю в глаза, что тот понял все безумие подобной затеи. В другой раз Александр попытался уговорить Ратмира набрать десяток верных воев и с ними, переодевшись в торговых псковских гостей, пробраться в Оденпе и выкрасть Елену. На это меченоша отвечал, что такое дело быстро откроется. Их будут преследовать сотни верных воев бывшего новгородского тысяцкого Бориса Негочевича, братьев покойного Семеона Борисовича, обложат и перебьют, как волков. Кроме того, грех уводить от мужа венчанную жену. От этих слов Александр лишь скрипел зубами и, стеная, изо всех сил бил кулаками в бревенчатую стену. Бывало ввечеру князь напивался хмельного, долго сидел за столом, тоскливо глядя в одну точку, роняя горючие слезы. Ратмир с трудом отговаривал его не пить более.