Парадоксальным образом это не увязывалось с его мечтой о воссоздании детьми вечно исчезающего мира отцов, более того, физического возвращения ушедших отцов в утраченный ими мир детей. Возможно, путь лежит через жертву: отец жертвует сыном, чтобы сын своим путем нашел отца! Каков же тогда путь сына?
Но отец пока думал о своем, более близком: как освободиться от уз непреклонного земного тяготения? Думая об этом, Основатель еще не знал, что на это уйдет вся его свобода.
Звездное небо не давало ему покоя с раннего детства, ему страстно хотелось его приблизить к себе, для этого он залезал на деревья, а так как звезды виднелись только ночью, то он прокрадывался по ночам в сады, отчего принимали его за вора, хватали и начинали пытать, что же он хотел украсть, ведь цветы уже отцвели, а плоды еще не поспели. Тогда он оправдывался, указывая на звезды, и его отпускали, одни — полагая, что он очередной безобидный сумасшедший, другие же — чтобы не ввязываться в политику и вяло возделывать свой сад, ибо разговор о звездах, опасались они, мог затянуть именно в политику.
Бывал он и на крышах домов, где его подозревали уже в краже белья, которое сушилось на чердаке, но, найдя все в сохранности под его звездные вопли, его оставляли в покое, сочтя оторванным от жизни лунатиком.
В результате повышенного интереса к небу и неосмотрительного отношения к земле в более сознательный возраст он вошел прихрамывая, так как падать ухитрялся не только с деревьев, но и с крыш. Поэтому он уже не карабкался куда-то, а подолгу засиживался в библиотеках, где осиливал книги, которые мало кто до него дочитывал до конца, а то и до середины. Он читал, считал, перечитывал и пересчитывал, рисовал и чертил, некоторые его чертежи и сегодня можно увидеть в музеях рядом с копиями наскальных рисунков первобытного человека.
Он вычислял, насколько должно быть вытянуто шарообразное тело, чтобы в полете полностью совпадать со своим собственным следом. Какова должна быть скорость космического объекта, чтобы при движении внутри Млечного Пути увлечь за собою все видимые звезды. Какой толщины должен быть слой космической пыли, чтобы звезды стали чихать, и как это отразится на уровне интеллигентности земных муравьев. Позже он делал вычисления по заданию руководства, например: каким должен быть максимальный объем тюремной камеры, чтобы она прогревалась теплом тела оголенного узника, или каково должно быть соотношение площадей тюрьмы и околотюремного пространства, чтобы выход за пределы тюрьмы расценивался как ущемление свободы.
Его угнетал тот факт, что звездное небо представляло из себя прежде всего зверинец, и он добивался решения загадки, что это: конфигурация человеческого сообщества еще недотягивает до уровня небесного распределения светящихся масс, или светящиеся массы еще не сложились в осмысленную конфигурацию, способную действительно просветить человека. Надо ли настраивать земную жизнь на правильно понятую звездную, небесную, или так починить небо, чтобы под ним жизнь стала вольготней и ярче.
Один из его последователей — генерал Покровский начертал проект, как лучше всего Земле свихнуться с привычной орбиты: в центре Антарктиды пробурить скважину, которая станет соплом реактивного двигателя. Надо только выбрать соответствующее светило, к которому надлежит лететь за недостающим светом и пространством.
Земной шар с реактивным выхлопом в точке Южного полюса можно обнаружить на полях одной из рукописей Основателя, хранящейся в тюремных архивах.
Почему именно в тюремных?
Известно, что Основатель в своем стремлении достичь кромешной свободы считал Землю отнюдь не колыбелью, но тюрьмой человечества. Поэтому он не удивился, когда однажды прямо из библиотечного зала был доставлен в тюремную камеру. Знаменитая «Матросская тишина» и Лефортовская тюрьма до сих пор оспаривают право установить мемориальную доску в честь Основателя на своих стенах. Кто победил в этом споре, сказать трудно, ибо доска установлена во внутреннем дворе и видна только нынешним, к тому же не вполне грамотным заключенным. Возможно, что подобные доски установлены и в других тюрьмах, чтобы поднять дух обитателей.
В тюрьме Основатель пробыл какое-то время без работы, потом в его одиночную камеру доставили все его записи и чертежи, а, как он позже убедился, к ним добавились еще и рукописные труды на заданную тему неизвестных ему энтузиастов. Однажды появился человек, которого он сперва принял за надзирателя, ибо тот принес две кружки кофе из цикория, себе и ему.
— Цикорий цветет синим цветом, а вот кофе из него — черный, — вместо приветствия сказал он.
— Ночное небо тоже черное, но днем, когда оно цветет, оно синее, — объяснил Основатель.
— Вот как? А ведь мы с вами видим в основном черное небо, даже днем; мне кажется, лучше уж сразу любоваться плодами, а не цветочками, ~ ответствовал надзиратель, и тут же сменил тему:
— Такое же небо видел перед смертью народоволец Кибальчич. Что вы думаете о Кибальчиче?
— О Кибальчиче? Он перед казнью успел начертить космическое устройство, это было первой догадкой применить ракету для превозмогания земной тяги…
