Орден Ассасинов - [24]

Если воспринимать этот отрывок просто как порнографию, то возникают некоторые проблемы. Начнем с того, что было совершено не настоящее «преступление»; девушка сохранила свою девственность и была утешена. Это что-то вроде символического изнасилования, так как не было проникновения. Это становится более ясным из фразы: «...бомба в итоге взорвалась почти в самом отверстии, которое хотели заткнуть». И если бы это была настоящая сексуальная фантазия, то проникновение могло бы произойти. Но это фантазия о власти Уолтера Митти. Возбуждение Софи привлекает внимание Герцога, потому что она начинает плакать, вспоминая свою убитую мать. Но не это преступление возбуждает Герцога (и де Сада), а мысли о таком могуществе, что он может делать все что пожелает. Фредерик Рольф, падший священник, написал фантазию, в которой он становится Папой Адрианом VII; де Сад писал фантазии, в которых он был самым властным человеком, которого когда-либо знал мир. «Джульетта» демонстрирует развитие фантазии о власти на новом уровне насилия. Произведение тошнотворно, поскольку де Сад хотел вызвать у своих читателей тошноту; почему самый властный человек мире должен быть разборчивым? Его единственная проблема заключается в том, что многие читатели могут отвернуться него, как от сумасшедшего; чтобы защититься от этого, он неожиданно прерывает описания телесных наказаний и порки своих персонажей почти на каждой странице, для объяснения своей философии с ясностью, достойной Декарта.

Меры предосторожности не помогли, и де Сад умер в сумасшедшем доме. Он оставил инструкции, в соответствии с которыми его следовало похоронить в безымянной могиле и посадить на ней дубовые деревья, чтобы окончательно стереть ее местонахождение. Больничные власти проигнорировали это, и его похоронили - с обычными христианскими ритуалами - на кладбище в Шарантоне.

Вышеизложенный анализ позволяет нам понять де Сада более полно, чем было возможно его толкователям по Фрейду. Сексуальное удовлетворение было побочным; настоящей ролью его фантазий о насилии было предотвратить распад своего воображаемого образа.

Это крайне необходимый ключ к пониманию психологии «ассасинов».

Глава третья. Порнография и закон уменьшающихся доходов

Порнография отражает фантазии эпохи и природу ее болезни. В данный момент с этой точки зрения необходимо рассмотреть некоторые изменения в природе порнографии, которые произошли за последний век.

«Червяк в бутоне» Роберта Пирсолла и «Другие Викторианцы» Стивена Маркуса могут быть взяты в качестве типичных исследований сексуальности викторианской эпохи. Обнаружено, что сексуальные фантазии викторианской эпохи были по большей части обусловлены чувством «запретности» секса. Поскольку женщина была с головы до ног покрыта слоями шерстяных и хлопковых материй, женское тело само по себе могло служить сосредоточением мужского желания. Для того чтобы продвинуться в область запретного, фантазии достаточно только предусмотреть снятие с нее всех этих одежд и позволить мужчине использовать ее тело. Дальнейшие уточнения вряд ли необходимы. Так в «Жемчужине», популярном викторианском «подпольном» журнале (1879-1880), едва ли превосходился уровень безнравственности школьников. Это являлось определенным результатом «порки» (что было неминуемо в стране, в которой существовала профессия, вынуждающая пороть школьников по голому заду), но, несмотря на это, секс был в высшей степени непосредственным, если не полностью нереалистичным. Герой в основном представлял собой состоятельного молодого человека, чьи амбиции требовали овладеть каждой девушкой на свете. Негодяи - или, по меньшей мере, те, кто портит людям настроение, - это жены и тещи, которые стоят у него на пути.

Молодой человек из Остенда

Был застукан женою с соседкой:

«Не влезай-ка в наш акт,

Я ведь буду не рад,

Если вытащу, прежде чем кончу».

В их представлении излюбленное положение заключалось в том, что хорошо воспитанные молодые дамы, и даже школьницы с косичками были в тайне сладострастны и стремились потрогать «сахарную палочку». Викторианские девушки краснели от стыда и говорили «Фи, как стыдно», но не оказывали сопротивления, когда чья-то рука проскальзывала под их одежду. Фантазии были настолько непосредственными, что кажутся почти невинными. Молодой человек из города взял свою хорошенькую кузину Энни на прогулку. «Как бы я хотел посмотреть теперь на твои очаровательные икры, особенно после того мимолетного взгляда, который я уже бросил на божественную лодыжку». И несколькими предложениями позже: «Чувствуешь, вот копье любви, которое все с нетерпением ожидает того, чтобы войти в пушистую пещерку промеж твоих бедер?» И в течение следующих десяти минут или около того застенчивая викторианская девственница приняла участие в оргии, которая изнурила бы самого Фрэнка Харриса, испытав не менее четырех оргазмов. Все это окутано экстравертной и веселой атмосферой, так что кажется, что отсюда рукой подать до неприличных шуток комиков из мюзик-холла или неприличных открыток из Блэкпула.

Тот же самый стиль превалирует в книге «Моя Тайная Жизнь» (которая была написана приблизительно в 1884-1894 годах), анонимной автобиографии Казановы викторианской эпохи. «Уолтер» - охотник в современных секс-джунглях; его жертва - любая женщина от шести до шестидесяти. Его стремление - попробовать испытать любой сексуальный опыт, несмотря на то, что он допускает, что не способен развить вкус к содомии или гомосексуальности. Книга написана в доверительном, злорадном тоне, без всяких стилистических тонкостей, но этот тон, странным образом, действенен. Вот описание реакции деревенской девушки, которую только что совратили (она не подозревала о том, что Уолтер наблюдает за ней):