Оранжевый Треугольник - [26]

Ему было все равно куда идти, брел ли он по улице Линкольна или проходил по небольшой рощице с глупым наименованием — парк Конгресса, названный почему-то в честь какой-то победы на горе Сурибати. Этот ночной мир грел его уже одним своим существованием. Ноги сами вели его куда-то, заводили в приветливые бары, угощавшие обжигающим кофе и холодным мартини, проводили по задворкам домов с неизменными мусорками и сверкающим "стритам" с вышедшими на "охоту" проститутками.

Но на этот раз все было не так. Уже около часа Сим не видел реклам и "ночных бабочек", не заходил в бары и магазины. Он шел как во сне, отрешенно уставившись в темноту перед собой. Постороннему наблюдателю могло показаться, что его путь не имеет цели, запутанный и пересекающийся, как детские каракули, но это было не так. Без пяти двенадцать Сим прошел по знакомой улице, обошел столб, снова споткнулся о клумбу и вошел в деревянную калитку в старом зеленом заборе, окружавшем знакомый дом.

Инферно

Вместо знакомой равнины и сладких звуков Рис обнаружил, что находится в лабиринте туннелей. Вдруг потяжелевшие от страха ноги двигались с трудом. Он хотел дотронуться до стены и не смог. Что-то не пускало руку, останавливало в дюйме от каменной поверхности. Рис ощутил себя маленьким ребенком, заблудившимся в лесу. Почему-то вспомнились мальчишки из соседнего двора, которые постоянно издевались над ним. "Теперь они выросли… и стали еще сильней", — пробежала шальная мысль. А ведь ничего тогда не прошло. Он не победил свой ужас. Ему просто повезло. Свихнувшийся от постоянного унижения и побоев, ребенок просто использовал единственный выход, как загнанная в угол крыса бросается в атаку, не думая о превосходстве противника. Мальчишки тогда испугались, а Рис сделал выводы. Но ведь и хулиганы тоже сделали выводы? И теперь они не дадут ему этого шанса, а без него у Риса нет ни малейшей возможности победить. Ничего не кончилось — все продолжается.

Многократно усиленный детский ужас парализовал тело. Этот камень… он напоминал одного из них… а вот напротив другой, а вот третий… страх мешал дышать. Еле переставляя ноги, Рис побрел прочь. Только бы уйти подальше, не видеть эту потную улыбочку на ненавистных лицах, но за поворотом снова были скалы, и снова в них отражались образы его мучителей. Новый проход был уже, и казалось, что они сделали шаг, смыкаясь вокруг ополоумевшего от страха мальчишки. Рис упал на колени и, как в детстве, закрыл голову руками.

Шли минуты, но ничего не происходило. Постепенно Рис поднял сначала голову, а спустя еще несколько минут встал на ноги. "Это всего лишь камни", сказал он себе. Но что-то в нем кричало: "Пусть подонки эфемерны, но реальны страх и то, что он с тобой делает. Бойся этого". Как можно бояться страха Рис не понимал, и это непонимание еще увеличивало смятение в душе.

Что-то изменилось. Стены были всего лишь стенами, но страх, излучаемый ими, оставался. "Господи, ведь это просто кошмар", — подумал Рис. "Господи"? Теперь это слово ассоциировалось только с Оранжевым Треугольником. Но ведь он отказался от своего Бога, предал. Теперь он не вправе просить у Него защиты. Хотя Бог говорил, что предать невозможно?

"Правильно. Из его предательства ничего не получилось, но это ничего не меняет, — подумал он. — Учитываются не поступки, которые всегда желанны Богу, но стремления и желания. А желанием было именно предательство. Он не оправдал себя в качестве клетки этого организма, и его отторгнут, даже не заметив".

Дикое чувство одиночества и утраты захлестнуло Риса. Из глаз брызнули слезы, и сквозь всхлипы он посмотрел на ближайшую стену. Та снова преобразилась. Теперь это была девушка, с которой он потерял невинность. Юношеская любовь обожгла его и бросила на грудь каменной стены. Теплое живое прикосновение вдруг принесло еще одно воспоминание и отбросило, как будто его ударили. Эта девушка в компании его товарищей с издевкой рассказывала о его "подвигах в постели". Это унижение было сильнее детского, дворового. Там издевались только над его телом, а тут уничтожали святая святых — любовь. Рис отшатнулся и коснулся спиной теплой обнаженной груди. Снова все скалы превратились в образы девушки-вампира, постепенно выпивающие из него все человеческое. Он дико закричал и бросился бежать, иногда задевая стены на поворотах. Их прикосновения были преисполнены грубой похоти и цинизма, отдаваясь во всем теле жгучим желанием и болезненным стыдом. Не рассчитав, он ударился головой о каменный угол, и все поплыло перед глазами.

Рис стоял в туннеле, упираясь руками в холодный гранит. Истерзанная душа болела не меньше, чем избитое тело. Хотелось стать маленьким и спрятаться на руках матери. Гранит опять потеплел. Вот его мать, но не такая, какую он помнил в детстве, а пьяная и растрепанная. В таком виде он застал ее в постели с очередным мужиком. Нагота снова соединилась с поруганной любовью, но на этот раз к матери. Сквозь очертания материнского тела проступал силуэт девушки-вампира, и ненависть-любовь к матери соединилась с любовью-ненавистью к своей первой женщине. Он уже хотел близости с матерью, жаждал материнского тепла от дворовой потаскушки и люто ненавидел их обеих и себя за это порочное желание. Эта смесь нанесла самый большой удар по Рису. Он уже не понимал, где находится. Переполняющие его чувства разрывали его на части. Он хотел всего сразу и не хотел ничего. Это расслоение личности приносило почти физическую боль. Рис тонул в ней, теряя чувство времени. Казалось, уже несколько веков продолжалось это мучительное погружение, определенное хаотическими рывками в стороны…