Оранжерея - [51]
— Сударыня, прошу вас! — грозным шепотом говорил он, склонившись над ней. Она что-то лепетала в ответ, нервно комкая салфетку на столе.
Нечет прекратил жевать и прислушался.
— Нет, сударыня, мне это можете не объяснять! — перебил ее официант, и по красным пятнам на его скулах было видно, что он настроен решительно.
«Пьяна она, что ли?» — подумал Марк Он скосил глаза на ее ноги: черные чулки, тонкие икры, туфли на высоких каблуках. Хорошенькая. И такая растерянная. До него донеслись ее слова: «Как же мне быть?», в которых слышалось настоящее отчаяние. Официант склонился еще ниже и зашипел ей в самый шиньон. Через минуту он оставил ее в покое, откликнувшись на зов англичан. Когда он затем подошел к Марку взять со стола пустую тарелку, тот спросил его:
— Что там за сыр-бор с барышней?
— Да что же, обычное дело: платить нечем, — оживился он и, озираясь по сторонам, азартным шепотом принялся рассказывать.
«Девушка эта пришла часа три назад с каким-то господином в шикарном галстуке. Заказали бутылку „Моэта" за пятьдесят марок, трюфелей с телятиной, еще двадцать пять, мороженого и кофе. Всего на восемьдесят марок, не считая чаевых Попили, поели. Кавалер ее извинился и ушел звонить от портье по срочному делу, да и с концом. Она его ждет полчаса — не возвращается. Ждет еще полчаса — нет как нет. Сидит, допивает шампанское. Ну, я уж знаю: пахнет жареным. Спрашиваю ее напрямик: все ли хорошо, не нужно ли еще чего? Да-да, говорит, спасибо, еще папирос „Рояль Блэнд". Ну, думаю, ладно. Принес ей коробочку, а у самого так и свербит в мозжечке я-то уже насмотрелся чудес за три года. И что вы думаете? Проходит еще полчаса: сидит, курит. Лицо бледное, глаза испуганные. Ну, тогда я решаю действовать напрямик молча кладу на стол счет и так, знаете, очень выразительно смотрю на нее. А она еще белее стала и давай рыться в сумочке: ах, кошелька нет, ах, украли! Словом, обычная история. А потом...»
— Прибавьте к моему счету, я заплачу, — перебил его Марк, которому уже наскучил спектакль.
— Правда? — он вопросительно вскинул одну бровь, и глаза его засияли, как новогодние игрушки. — Вот уж спасибо, это я прям не знаю... Избавили от головной боли.
Он унесся и с феерической быстротой вернулся, держа в руках кожаный бювар, в какие кладут счета в дорогих ресторанах. На этом была золотом оттиснута стилизованная заглавная «У», а по краю шла цветочная виньетка.
— Кофе не желаете? За счет заведения,— льстиво предложил он, пристально следя за тем, как Нечет вынимает бумажник из внутреннего кармана пиджака.
— Да, пожалуйста. По-венски.
— Сию минуту, — сказал официант, не двигаясь при этом с места.
Марк вытащил из бумажника сто марок одной купюрой (Замок на обороте и раскрытая книга на просвет), взглянул на счет и положил еще двадцать (Маттео Млетский с волнистыми локонами из-под убора вроде остроконечной тиары, которой тот сроду не надевал). Поймал на себе взгляды англичан, глядевших на него из своего угла с каким-то юмористическим выражением на сырых лицах. Захлопнув бювар, Марк отдал его в благодарные, но не слишком ухоженные руки официанта.
— Очень, очень признателен, — говорил тот, кланяясь и скалясь.
Все так же скалясь, он отступил к столику девицы, беспокойно вертевшей головкой по сторонам во все время этих прелиминарии, и шепнул ей что-то на ухо, глазами указывая на Марка. Наградой Марку было выражение огромного облегчения, появившееся на лице девицы. В ее маленьких ушках сверкали поддельные сапфиры, ее ярко-красные губы, казавшиеся еще ярче оттого, что кожа у нее была мраморной, дрогнули в благодарной, но все еще несмелой улыбке. Чувствуя себя очень глупо, Марк слегка поклонился ей. Приняв его учтивый жест за приглашение, она подошла к его столу. Невысокая и хрупкая, она легко могла бы сойти за гимназистку, если бы не прямой взгляд искушенных зеленых глаз и эти кроваво-красные губы, в углах которых, слегка обветренных, таилось лукавство пополам с любопытством. Ее удлиненные тушью ресницы смущенно дрожали. В худых, безупречной лепки руках она все еще держала скомканную салфетку. В сочетании с ее простым черным платьем, открытость белой шеи и груди казалась чуть ли не вульгарной. Вся сцена была насквозь фальшивой. Нечет мысленно перечеркнул абзац, подумал и смял всю страницу.
— Вы так добры, я вам страшно благодарна, — сказала она, одолевая смущение и сверкая глазами. Марк встал из-за стола, не зная, что сказать. На подбородке у нее сквозь слой пудры просвечивал тонкий косой шрам. — Разумеется, я завтра же отдам вам эти деньги. Скажите только адрес.
— Все это пустяки, — ответил Марк, — в сравнении с тем удовольствием, какое мне доставила возможность помочь вам в этом... недоразумении.
— О да! Недоразумение. Этот человек, этот Виктор... Боже, как я ошибалась на его счет!
— Ну, про счет теперь можете забыть.
— Благодарю вас! Как редко в наше время можно встретить благородного человека! Вы не представляете, какое я пережила унижение в этот вечер. Но... Вы позволите? — И она, придержав левой рукой юбку, ловко присела за его столик.
Литературная деятельность Владимира Набокова продолжалась свыше полувека на трех языках и двух континентах. В книге исследователя и переводчика Набокова Андрея Бабикова на основе обширного архивного материала рассматриваются все основные составляющие многообразного литературного багажа писателя в их неразрывной связи: поэзия, театр и кинематограф, русская и английская проза, мемуары, автоперевод, лекции, критические статьи и рецензии, эпистолярий. Значительное внимание в «Прочтении Набокова» уделено таким малоизученным сторонам набоковской творческой биографии как его эмигрантское и американское окружение, участие в литературных объединениях, подготовка рукописей к печати и вопросы текстологии, поздние стилистические новшества, начальные редакции и последующие трансформации замыслов «Камеры обскура», «Дара» и «Лолиты».
«Неконтролируемая мысль» — это сборник стихотворений и поэм о бытие, жизни и окружающем мире, содержащий в себе 51 поэтическое произведение. В каждом стихотворении заложена частица автора, которая очень точно передает состояние его души в момент написания конкретного стихотворения. Стихотворение — зеркало души, поэтому каждая его строка даёт читателю возможность понять душевное состояние поэта.
Воспоминания о детстве в городе, которого уже нет. Современный Кокшетау мало чем напоминает тот старый добрый одноэтажный Кокчетав… Но память останется навсегда. «Застройка города была одноэтажная, улицы широкие прямые, обсаженные тополями. В палисадниках густо цвели сирень и желтая акация. Так бы городок и дремал еще лет пятьдесят…».
Рассказы в предлагаемом вниманию читателя сборнике освещают весьма актуальную сегодня тему межкультурной коммуникации в самых разных её аспектах: от особенностей любовно-романтических отношений между представителями различных культур до личных впечатлений автора от зарубежных встреч и поездок. А поскольку большинство текстов написано во время многочисленных и иногда весьма продолжительных перелётов автора, сборник так и называется «Полёт фантазии, фантазии в полёте».
Спасение духовности в человеке и обществе, сохранение нравственной памяти народа, без которой не может быть национального и просто человеческого достоинства, — главная идея романа уральской писательницы.
Перед вами грустная, а порой, даже ужасающая история воспоминаний автора о реалиях белоруской армии, в которой ему «посчастливилось» побывать. Сюжет представлен в виде коротких, отрывистых заметок, охватывающих год службы в рядах вооружённых сил Республики Беларусь. Драма о переживаниях, раздумьях и злоключениях человека, оказавшегося в агрессивно-экстремальной среде.
Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…