Опыты религиозных исследований. Введение в теологию - [43]

Иногда приходится слышать, что Ветхий Завет изображает Бога достаточно примитивно, и потому в данном случае уместно вспомнить слова Дж. Райта: «Сегодня становится все понятнее, что прежние гипотезы о существовании в древнеизраильском культе Бога Горы, Бога Плодородия и Бога Войны, из которых якобы постепенно развился «этнический монотеизм» пророков, в действительности представляют собой вымысел, основанный на предположениях их авторов»9. Прежде чем впадать в необоснованное замешательство, наслушавшись заявлений о примитивности Ветхого Завета, гораздо полезнее посмотреть, о чем же на самом деле он говорит. Конечно, проблемы имеют место, однако, как показывает Райт, многие из них возникают вследствие ложного подхода, при котором иные ученые заранее стремятся отыскать примитивных богов, якобы имевшихся в древнеизраильском культе, а потом думают, что действительно нашли их.

Проблема антропоморфизмов

Говоря о Боге, Ветхий Завет часто использует лексику, характерную для описания человека. Он говорит о Его руке, Его очах, устах, дыхании Его ноздрей, о том, что Бог говорит, что Он посещает Свой народ, что Он любит его и так далее. Вся эта лексика обычно используется при описании человека, и потому уместно спросить, не просматривается ли здесь примитивный взгляд на Бога, который мы должны отвергнуть?

Мысль не нова. В свое время Филон Александрийский пытался «притушить явные антропоморфизмы в изображении Бога… оправдывая Бога философов»10. Однако Бог философов существует только для них, представляя собой объект философской аргументации. Приведем эпизод с Тиллихом; он, как известно, в угоду своей философской концепции Бога отрицал всякий антропоморфизм. Незадолго до смерти его спросили — молится ли он? Он ответил, что медитирует. Можно сказать, что он не имел личностной связи с тем богом, в которого верил.

Напротив, «опыт богопознания, присущий Израилю, в котором Бог предстает как живая Личность, израильскими мыслителями почти полностью понимался в категориях, свойственных описанию человека, то есть предполагающих мысль, речь и действие. В Себе Самом Бог непознаваем, он — «Бог сокровенный» (Ис.45:15; Иов.11:7; Пс.96:2; Исх.33:20)11. Далее Найт следующим образом поясняет такой вид антропоморфизма: «Мы не рискнем пренебречь этим образным мышлением только потому, что оно якобы «раннее» и «примитивное». Образное мышление лежит в основе всего библейского откровения. Так же и в Новом Завете оно используется не меньше, чем в Ветхом»12.

Можно привести и слова Дж. Райта: «Итак, антропоморфизм свидетельствует о личностном отношении Бога к истории, и считать, что мы можем пренебречь им, как принадлежностью примитивной стадии нашего религиозного развития, значит отъединить себя не только от Библии, но и от библейской концепции истинного смысла истории»13.

Приемлемое решение проблемы антропоморфизма около двухсот лет назад было предложено Иммануилом Кантом. Он советовал не выходить за пределы опыта и не надеяться, что, выйдя за эти пределы, мы сможем постичь вещи в себе. Следовательно, считал он, мы не будем приписывать Богу какие-либо свойства, «посредством которых полагаем объекты нашего опыта и, тем самым, избежим догматического антропоморфизма; одако мы припишем их отношению этого Существа к миру и выйдем к символическому антропоморфизму»14. Мы видим, что без такого символизма нам не обойтись, и его надо сохранять, если мы вообще вознамерились размышлять о Боге. Таким образом, если в размышлении о Боге мы используем человеческий язык, это не значит, что мы уподобляем Его человеку, это значит, что мы имеем с Ним связь не в меньшей степени, чем с человеком; человеческий язык описывает Бога в отношении, а не Бога в Себе.

Некоторые вопросы этики

Нравственные нормы Ветхого Завета создают разнообразные трудности для современного человека. Для начала обратимся к Джону Брайту, который сказал: «Очень интересно и довольно странно, что в тех случаях, когда Ветхий Завет задевает наши христианские чувства, он, по-видимому, не задевает «христианских чувств» Христа! Означает ли это, что в этическом и религиозном плане мы восприимчивее Его или, быть может, мы воспринимаем Ветхий Завет и его Бога не так, как Он?»15.

Прежде чем перейти к исследованию конкретных проблем этики, желательно представить общую картину ветхозаветных нравственных норм, которые, как может оказаться, отличаются от наших представлений о них. Всякому изучающему Ветхий Завет полезно прочесть недавно вышедшую небольшую книгу Дерека Киднера «Hard Sayings: The challenge of Old Testament morals»16. Во-первых, согласно Киднеру, мы обнаруживаем, что «нас призывают прямые высказывания и требования, а не нечто нерешенное»17. Полезно помнить, что Ветхий Завет был написан как книга жизни, а не как книга для изучения, и поэтому почувствовать исходящий от него призыв есть лучший способ понимать его.

Киднер подчеркивает, что ветхозаветное отношение к Богу — это отношение страха, знания, веры и любви. «Выясняется, что любовь — это прежде всего обязательство и лишь потом чувство. В этом слове сокрыта суть ветхозаветной нравственности, поскольку основание всех ее требований личностно: это живой Бог»18. Поэтому ветхозаветная этика, в сущности, представляет собой «послушание в любви», что является наивысшей возможной основой нравственности.