«Опыты» мудреца - [7]

Усиливаясь, телесные недуги становятся явными. И мы убеждаемся, что почитавшееся нами прострелом или ушибом – на самом деле подагра. Недуги души, набираясь сил, напротив, делаются все более темными и непонятными. И больной, охваченный тягчайшим из них, менее всего чувствует это. Вот почему следует почаще вытаскивать их на свет божий и ворошить беспощадной рукой, выискивать их и извлекать из глубин нашего сердца.

В отношениях между людьми нет, возможно, ничего увлекательнее, чем то соревнование чести и доблести, в которое мы вступаем друг с другом, упражняя свои физические и духовные силы.

В человеке, взваливающем на себя ношу, должно быть больше силы и мощи, чем требует его груз.

Успехом может зачастую увенчаться самое неосмысленное поведение.

Неразумно считать, будто разум человеческий может изменить его судьбу.

Тот, кто не осмеливается говорить о себе прямо, проявляет малодушие. Если он судит о вещах решительно и независимо, здраво и уверенно, то, не раздумывая, станет приводить примеры из своей личной жизни как нечто постороннее и о себе самом говорить так же беспристрастно, как о любом другом человеке.

Мы лепимся к тому, с чем мы свыклись. И в столь жалком положении, как наше, привычка – благословеннейший дар природы, притупляющий нашу чувствительность и помогающий претерпевать возможные бедствия.

Всякий обычай имеет свое основание.

Души возвышенные не меньше способны на низменные дела, чем низкие – на возвышенные.

Кто хорошо видит, в каком он долгу перед собою и сколько обязан для себя сделать, тот понимает, что природа возложила на него достаточно сложное и отнюдь не допускающее праздности поручение.

Занятость для известного сорта людей – доказательство их собственных дарований и их достоинств. Их дух успокаивает встряхивание, подобно тому как младенца – люлька.

Перегружая душу множеством впечатлений, мы мешаем ей познавать и запечатлевать в себе познанное.

Нищете материальной нетрудно помочь, нищете души – невозможно.

Привычка – вторая природа и равна ей в могуществе.

Большинство наших занятий – лицедейство. Нужно добросовестно играть свою роль, но при этом не забывать, что это всего-навсего роль, которую тебе поручили.

Мы стремимся только к соблюдению внешней благопристойности и вместе с тем отрекаемся от наших истинных побуждений и совершаем по отношению к ним предательство. Мы приукрашиваем действительность.

Терпеть не могу, чтобы наш дух призывали витать в облаках, в то время как наше тело сидит за столом.

Ни в чем не умеет человек ограничиться лишь тем, что ему необходимо. Любовных утех, богатства, власти – всего этого он хочет получить больше, чем в состоянии насладиться им. Алчность его не знает удержу.

Щадя себя, верь в то, что тебе больше по сердцу. Для чего предвосхищать беду и терять настоящее из страха перед будущим и быть несчастным сейчас, потому что должен стать им со временем?

Жаль было бы, если бы наши чувства и разум не полностью отдавали себе отчет в том, насколько они могущественны.

Люди отличаются друг от друга и способностями, и склонностями. Их следует вести к благу разными путями, исходя из их нрава.

Наши удовольствия частенько испытывают друг к другу зависть и вражду: между ними происходят столкновения и распри.

Мне, преданному земной жизни, враждебна бесчеловечная мудрость, стремящаяся заставить нас презирать и ненавидеть заботу о своем теле.

Я прибегаю к помощи души, чтобы она полюбовалась собою в зеркале благоденствия, чтобы она смогла взвесить, оценить и обогатить миг блаженства.

Мужчина и женщина

Любовь – неистовое влечение к тому, что убегает от нас.

Пламя любви… неотступно… жгуче и томительно. Но это – пламя безрассудное и летучее, непостоянное и переменчивое, это – лихорадочный жар, то затухающий, то вспыхивающий с новой силой и гнездящийся лишь в одном уголке нашей души.

Наслаждение, сводясь к телесному обладанию и потому подверженное пресыщению, убивает любовь.

Человек, которого мы любим, кажется нам прекраснее, чем он есть на самом деле.

Сколько сладострастных забав порождается весьма скромными и пристойными рассуждениями о делах любви!

Сладострастие любит даже усиливать себя посредством боли; оно гораздо острее, когда обжигает и сдирает кожу.

Слабость, овладевающая нами вследствие холодности и отвращения к Венериным играм, возникает у нас также и от чрезмерных желаний и необузданной пылкости.

Вожделение и пресыщение в равной степени заставляют страдать нас и когда мы еще не достигли наслаждения, и когда мы пресекли его границы.

Желая оградить супругов от охлаждения любовного пыла, Ликург повелел спартанцам посещать своих жен не иначе, как только тайком, и найди их кто-нибудь вместе, это повлекло бы за собой такой же позор, как если бы то были люди, не связанные брачными узами. Трудности в отыскании надежных мест для встреч, опасность быть застигнутыми врасплох, страх перед ожидающим назавтра позором, это-то и создает острую приправу.

Влюбленные ссорятся, мирятся, благодарят, просят друг друга, условливаются и говорят друг другу – все одними только глазами.

Похоже на то, что мы не знаем, что такое природная красота и красота вообще, ибо приписываем человеческой красоте самые различные черты, а между тем, если б существовало какое-нибудь естественное представление о ней, мы все узнавали бы ее так же, как узнаем жар, исходящий от огня.