Опыт воображения - [37]

— В нашей гостинице они все говорили по-английски, — сказал тот, что вернулся из Кералы. — Но вы сказали, что эти две женщины дружат? А что, собственно…

— Они сдружились, когда Пайпер была беременна своим свистуном. Таи получилось, что они оказались в одном родильном доме, — перебил его Питер.

— Кто такой „свистун“? — спросила жена „вернувшегося“.

Проигнорировав вопрос своей новой знакомой, Анжи раздраженно поинтересовалась:

— А откуда тебе, черт побери, это известно, Питер?

— Тут один малый мне сказал… Э-э-э… Очень давно. Поскольку миссис Патель не могла говорить по-английски и не понимала, что ей говорили, она боялась идти в родильный дом. Вот эта Пайпер, которой тоже пришло время рожать, и взяла ее с собой.

— Неужели? — удивилась Анжи, которая к этому времени уже успела поостыть. Потом она засмеялась и сказала: — Смешно же они, должно быть, выглядели, когда прогуливались, держась за руки, — эдакая орясина Пайпер и пигалица Патель, похожие вместе на большое шоколадное эскимо на палочке.

— То, что ты только что сказала, пахнет самым настоящим расизмом! — вспылила молчавшая до сих пор Джанет, и Тим, напуганный неожиданным поворотом беседы, поспешил потребовать от своих приятелей подробного рассказа о том, как они провели свой отпуск.

ГЛАВА 16

Похоже было, что кто-то сначала решил перекопать весь сад, а потом отказался от этой затеи, так и не начав. Джулия обнаружила в саду вилы, садовый совок, ручную тяпку и пару секачей — все абсолютно новое, а также бумажный пакет с парой садовых перчаток, на котором все еще красовался ценник.

В маленьком продолговатом дворике земля была серая, мертвая. Среди оставшихся с прошлого, а может быть, и позапрошлого, года поникших и высохших однолеток даже одуванчик не подавал никаких признаков жизни. Джулия копала старательно, глубоко, переворачивая пласты земли, разбивая ссохшиеся комья, часто нагибаясь, чтобы выбросить попадавшиеся осколки стекла, обрывки целлофана, ржавые гвозди и пластиковые цветочные горшочки, расставленные по краям садика каким-то недолго думавшим садовником, который рассовал в них растения и, оставив их на волю судьбы, обрек на умирание, что с ними и произошло. Глядя на эту бесплодную землю, она представила себе, как преобразят ее удобрения и компост, и, налегая на лопату, поклялась, что сделает все возможное и невозможное, но возродит к жизни этот печальный лондонский садик.

Перекопав грядки, Джулия взяла метлу и старательно подмела плиточные дорожки между ними, с удовольствием отметив, что, вопреки ее предположениям, они были изготовлены не из бетона, а из делабольского сланца. Собрав в кучу весь мусор, она побросала его лопатой в пластиковый мешок. Потом, вооружившись секачом, принялась за глицинию, отчаянно цеплявшуюся за стену дома. Без колебаний обрезая избыточные нежные усики, она представляла себе, как зацветет весной лоза и появятся на ней изысканные грозди душистого гороха, ибо не будет теперь энергия растения тратиться впустую, на бесполезное выращивание одних листьев.

Она оставила собаку на улице, отчасти потому, что не решилась впустить ее в дом, а кроме того, она хотела посмотреть, не облагоразумится ли она и не вернется ли туда, откуда пришла. Пока Джулия работала, она дважды слышала, как лаяла собака. Один раз она громко и грозно зарычала на кого-то, судя по ругательствам, — на мужчину, но, погруженная в размышления о саде, Джулия не поинтересовалась причиной такого поведения пса. Наконец, уставшая, она окинула взглядом в наступающих сумерках результат своего труда и снова немного помечтала о том, каким будет сад после того, как грядки заполнятся разными душистыми прелестями, а между дорожками появятся полоски декоративных трав.

Опять залаяла собака. Нетерпеливо повизгивая, она явно упрашивала Джулию выйти. Джулия неохотно вернулась в дом, заперла ставни, убрала инструменты и, натянув пальто, вышла на улицу. Она устала, но чувствовала такую легкость на душе, какой не испытывала еще ни разу после гибели Кристи. „Работу в саду, — подумала она, — можно, видимо, считать особым терапевтическим средством, а компания собаки смягчает боль одиночества“.

— Надо, пожалуй, придумать тебе какое-нибудь имя, — сказала она собаке, и они отправились вместе домой.

Магазин Пателя был еще открыт. Она вошла. Собака осталась ждать на улице.

— Питание для собак? — удивленно воскликнул мистер Патель. — У вас есть собака?

— Похоже, что так.

— Собака! Ну и ну! Что возьмете — „Виналот“ или „Чаппи“? — Слово „Чаппи“ мистер Патель произнес, вкрадчиво понизив голос.

— Я, пожалуй, возьму по банке того и другого.

— Не избалуйте пса. — Мистер Патель положил в пакет две банки собачьего питания. — А миссис Патель уехала с детьми в гости к своей сестре, — сообщил он.

— Вот как!.. — „На эти бедные, истощенные грядки, — думала Джулия, — полезно было бы накидать настоящего деревенского навоза и хорошего компоста — такого, какой делали мы с Жилем. Но как все это достать?“

— Вы, кажется, устали. Может быть, чашечку чая? — прервал ее мысли голос мистера Пателя. Нагнувшись к ней через прилавок, он всем своим видом излучал любовь и сочувствие.