Опыт путешествий - [105]

Питьевой проточной воды в городе нет, поэтому ее ежедневно приводят в цистерне. Пацанята продают маленькие полиэтиленовые кульки с водой, пахнущей хлоркой. Ощущения, что ты в часе лета от Флориды, нет. И совсем не чувствуется, что ты на острове, половина которого занята полями для гольфа и пятизвездочными отелями. Гаити всегда был больше африканским, нежели карибским островом. Как Аккра или Фритаун. Здесь всегда помнили свои корни — свое рабское прошлое, испытывая мрачную гордость за самую первую черную республику. И за первую армию черных со времен Ганнибала, разбившую армию белых, — единственную армию из солдат-неевропейцев, победившую Наполеона[205]. За это унижение гаитянцы дорого заплатили. Французы отобрали у них в качестве репараций все лесные угодья, в результате чего остров столкнулся с самой страшной эрозией почв. Теперь здесь торгуют оружием, наркотиками и гуманитарной помощью. И еще дешевыми футболками.

Схлынула первая волна острой боли, а вместе с ней исчезли и команды новостных репортеров. Я обнаружил только работника AFP, усердно пытавшегося состряпать репортаж дня, и команду операторов с телеканала «Аль-Джазира». Как ни странно, говорю это без всякой иронии, наиболее популярная история о землетрясении — это история позитивная: чудесные спасения, акты героизма и храбрые поступки, самоотверженные спасатели из Роттердама, собаки-ищейки из Баркинга, хирурги-чудотворцы из Сурбитона. Однако чем меньше надежда на спасение из-под завалов, чем больше спасателей пакует вещи и уезжает, тем больше репортеров из круглосуточных новостей следуют их примеру. Новости из этих мест дорого обходятся телеканалам, и ни бюджет, ни рейтинги не позволят им платить за мрачную и депрессивную историю восстания из мертвых.

Неотложки больше не помогают раненым. Теперь им приходится иметь дело с ужасающей нищетой, детским поносом, респираторными проблемами, инфекциями и болячками. Во временной больнице, которой управляют швейцарцы, самая распространенная медицинская проблема — ННФС, то есть научно необъяснимый физический симптом. А проще говоря, горе. Или необходимость выспаться. Или недостаток внимания. Или надежда на таблетку, после которой станет хорошо.

Молодой врач с глазами, горящими мессианским огнем, рассказывает о первой реакции на катастрофу: «Мы находим людей в трущобах с кусками железной арматуры и металлическими шинами на поломанных ногах, которые держат в руках свои медицинские справки. Им оказали неотложную помощь, а потом бросили. Мы нашли женщину, жившую в палатке из полиэтиленовых мешков. У нее был рак груди четвертой степени. На Западе его признали бы неоперабельным, но кто-то взял и отвез эту женщину в Доминикану, сделал ей мастэктомию, наложил на рану металлические скобки, потом привез ее назад и бросил здесь, в Порт-о-Пренсе. У нее с собой компакт-диск, на котором записана ее история болезни. Представляете, компакт-диск! Рана инфицирована, а у нас нет даже оборудования, чтобы удалить скобки. И она по-прежнему умирает медленной смертью. Ну и кто это сделал? А пострадавшие, которых забрали американцы, — с рваными ранами, с травмами органов дыхания, которым постоянно нужны воздушные подушки? Их отвезли к грузовому самолету. И где он? Улетел. А где пациенты?»

Слишком много поспешной, произвольной медицины, массу детей отвезли на другой конец света в сопровождении телевизионщиков. Хирурги и доктора из стран богатого первого мира гордо оказывали первоклассную медицинскую помощь, начинали длительные курсы лечения и процедур, которые людям не по карману, выписывая лекарства из аптек, которых не существует. Предполагалось, что следом приедут другие люди и превратят это место в реально функционирующую страну.

Сотни сотен калек. Самый распространенный случай — потеря руки или ноги под обвалившимся потолком или упавшей стеной. Много детей с гильотинированными ступнями или кистями рук. Ампутация производилась быстро; жертвы часто проводили под завалами многие часы и даже дни. Теперь им нужны протезы, длительная реабилитация, нужно делать упражнения для предотвращения атрофии мышц. У многих обрубки продолжают воспаляться, и им требуется повторная ампутация. Какая-то женщина рыдает у больничной койки, умоляя Бога сжалиться над ней. Ее муж и сыновья погибли. У нее осталась дочь, потерявшая ногу, и нужно снова резать. Неужели нет конца боли и горю? Она безнадежно рыдает.

Но медицина — не самая серьезная проблема. Встает ребром никем не решаемая проблема логистики: как доставлять предметы первой необходимости миллионам людей, ютящимся в палаточных городках. Вот они — вторичные последствия землетрясения. Если отправить грузовик с палатками, ведрами или консервированными бобами (да с чем угодно) в лагерь беженцев, начнется бунт. Работников благотворительных организаций избивают, товары отнимают и у них, и друг у друга, вещи портят, воруют с грузовиков, а потом перепродают на черном рынке. Нет ни инфраструктуры, ни порядка, ни возможности распределять помощь. Правительство помочь не в силах. Неправительственные организации — это молодые волонтеры, которым и за собой-то не уследить; ООН и американцы не имеют ни мандата, ни желания применять силу, а люди, борющиеся за свое существование и не имеющие самого необходимого, становятся все агрессивнее. Они знают, насколько большие деньги выделены на борьбу с последствиями землетрясения; знают, что третьесортные певички и участники реалити-шоу уже перепевают приторные рок-баллады себе на пользу, а юмористы и стареющие звезды сериалов бегут марафоны от их имени, но помощи этой не видят. Улицы запружены внедорожниками с логотипами известнейших благотворительных организаций, за рулем которых сидят белые парни. Гаити — страна, испокон веков бывшая клептократией