Опыт прозрения. Простое практическое руководство к буддийской медитации - [27]

Сиддхартха умел мыслить, ждать и поститься.

Ждать — значит терпеть и молчать. Ожидание предполагает отказ от вовлеченности в действия, навязанные нашими желаниями. Если мы лишены способности ждать, то любое пришедшее на ум желание принуждает нас действовать, и мы остаемся привязанными к колесу желаний, продлевая свою несвободу. Иногда ожидание понимают неправильно, полагая, что это бездействие и пассивность. Думать так — заблуждение. Чжуан-цзы писал:

«У мудрого человека отсутствие внешних реакций не означает вынужденного или намеренного бездействия. Он не затрачивает усилий на его построение. И оно ничем не может быть поколеблено. Мудрец спокоен потому, что он неуязвим для шквалов, а не потому, что хочет быть спокойным и ему это удается. Тихая вода подобна зеркалу... она совершеннейший из уровней. Но если даже вода столь чиста и прозрачна, и совершенна как уровень, то насколько совершеннее во всех этих отношениях может быть дух человека! Сердце мудрого человека, при всей чуткости своей, невозмутимо; оно зеркало земли и неба, оно — незамутненное отражение всего сущего. Пустотность, тишина, спокойствие, равностность, молчание, нереагирование — вот уровень неба и земли. Это — совершенное Дао. Мудрецы в нем находят место отдыха и покоя. Покоясь, они сливаются с пустотностью всего мира».

Ожидание предполагает тишину ума на фоне любой активности. Если мы всегда озабочены тем, чтобы «помочь» Дхарме, «подтолкнуть» ее реализацию, то как раз это помешает нам ясно видеть вещи и получать силу и понимание, которые рождаются лишь в молчании, когда мы прекращаем свои внутренние диалоги. Покуда длится внутренний диалог, мы остаемся пленниками слов — в той тюрьме, которая отнимает возможность соотноситься с миром открыто и непосредственно, а это тот мир, который на самом деле весьма отличен от нашего о нем представления, зиждущегося на предрассудках. Остановить внутренний диалог — значит обрести способность ждать и слушать.

Именно вслушивание в голос своего сердца увело Сиддхартху от любимого отца и привело к аскетам, а затем из леса — к мирской жизни с ее любовью, бизнесом и роскошью. Постепенно в этой новой среде его высокий дар вслушиваться и слышать притупился от злоупотреблений чувственными удовольствиями. Он настолько погрузился в мир желаний и вожделений, что и совсем утратил способность слышать. Но вдруг он понял, как далеко зашел в своем заблуждении. Полный отчаяния, притащился он к берегу реки и готов был утопиться, когда услышал странный звук, шедший от реки и как бы из его сердца: «Аум...» И он остался там, где был,— у реки, и прожил там много лет, снова научившись слушать и ждать.

«Сиддхартха слушал. Теперь он слушал напряженно, целиком поглощенный этим, совершенно пустой. И все слышал, все воспринимал. Он чувствовал, что теперь он полностью овладел искусством слушать. Он и раньше часто слышал все это, все эти бесчисленные голоса в реке. Но сегодня они звучали иначе. Он не различал теперь разные голоса, не отличал веселый от плачущего, детский от мужского. Они все принадлежали друг другу. Жалобы причитающих, смех мудрых, крики негодующих, стоны умирающих. Все они взаимопереплетались и вкладывались один в другой и перекручивались тысячу раз. Все голоса, все устремления, большие и малые, все причитания, скорби и радости, все доб- рое и все злое — все это бок о бок со всеми событиями мира, все в едином потоке событий, объятое и пронизанное музыкой жизни. И когда Сиддхартха чутко пил своим слухом эту реку, когда он вслушивался в эту песню тысячи голосов, но при этом не вслушивался именно в скорбь или именно в смех, когда он уходил от цепляющегося зова какого-то одного голоса, пытавшегося целиком завладеть его сердцем, а слушал их все разом, как тысячеустый хор, тогда эта великая оратория несла в себе только одно слово — завершенность».

Третьей сильной стороной Сиддхартхи была способность поститься. Пост в более широком смысле означает отказ, отречение, непротивление. И он же парадоксальным образом означает силу, энергию и легкость усилий. Отречение воздается мощью и легкостью ментальных процессов. Люди привыкли думать, что отказ от всего, т. е. пост, должен переживаться как бремя, как источник страданий; они, как правило, не осознают великих его преимуществ, этой радости простоты при освобождении от ненужной собственности и бесконечных желаний, не понимают, что бремя не в пустом желудке, а именно в полном. И при этом для практики отречения совсем не требуется каких-то сверхчеловеческих усилий: энергия нужна здесь только для преодоления нашей инерции и привычных шаблонов. Когда эти усилия приложены, мы начинаем испытывать поразительное чувство ментального простора и легкости, которое появляется благодаря освобождению от привязанностей.

Пост — это торжество простоты. Одной из наших радостей при обучении в Индии, при всех трудностях в смысле самочувствия, пищи и быта, являлась фундаментальная простота жизни. Эта жизнь была свободна от множества тех вещей, которые обременяют нас в Америке. Любопытствующие путешественники, знакомясь с нами, всегда поражались тому, как мы могли «отречься» от столь многих удобств — электричества, горячей водопроводной воды и т. д., не понимая того, как в действительности легко и свободно жить в такой простоте. Именно простота быта и отсутствие надобности иметь множество разных вещей дарит человеку вечно всеми искомое, и почти неуловимое, удовлетворение и спокойствие ума.