Опыт философской антропологии - [9]

Думается, подобная детерминация имеет универсальное распространение. Всякая теоретическая и практическая деятельность зависит так или иначе «от неявно принимаемых предпосылок», которые, разумеется, не являются предметом повседневного внимания. Анализ исходных постулатов есть дело философии. Поэтому когда люди задумываются о первых началах своей жизни и деятельности, они волей-неволей становятся философами. Потребность в оценке фундаментальных принципов связана, в частности, с необходимостью повышения эффективности научных исследований и, в конечном счете, с требованием истины. Истина взывает к философии, в ней она надеется обрести себя.

В начале прошлого века Макс Шелер, используя оригинальную рефлексию, создавал свою философскую антропологию. Он стремился получить качественно новое знание о человеке на основе религиозных представлений и синтеза достижений различных наук. В начале нынешнего столетия метафизическая и научная картина человека представляется еще более пестрой. Видимо, вновь пришло время обсуждения первых принципов философской антропологии.

Очевидно, трактовка природы неизбежно накладывает свою печать на понимание самых разнообразных явлений: человека, общества, истории, политики, власти, морали. Многие философы, рассуждая о природе (Космосе, материи), мыслят ее как некое пассивное образование, которое для своего нормального бытия требует обязательного приложения к ней внешнего активного начала. Сама природа не способна творить, творческий компонент элиминируется из нее, не допускается в нее. Такое разделение имеется уже у Аристотеля в его идее об активной форме и пассивной материи, оно же практикуется и в дальнейшем. Каковы же последствия того взгляда, которым лишает природу живой основы и видит в ней одну косность?

Витторио Хёсле в своих московских лекциях отмечал, что основная иллюзия метафизики нового времени — «ослабление принципа бытия благодаря усилению Я». По его мнению, именно философская недооценка природы приводит в конечном счете к экологическому кризису. Поскольку сегодня эта теоретическая тенденция сохраняется, «…требуется остановить и повернуть вспять нарастающую субъективистскую трансформацию природы». Мы должны научиться «метафизическому уважению к природе...» (Хёсле 1992: 11, 170, 164).

Из представления о производном характере природы рождается соответствующий образ общества и человека (как части этой природы). К примеру, с этой точки зрения лишь героические личности, талантливые менеджеры, выдающиеся интеллектуалы (наделенные кем-то духом творчества) могут дать людям истинные ценности, даровать им подлинное счастье, делать историю и реконструировать инертную жизнь. Как писал Дж. Беркли (1978: 41), «если допустить, что мир состоит из материи, то красоту и пропорциональность ему придает ум».

Другой пример. Если в XVIII веке Ламетри рассматривал человека в качестве машины, то это объясняется в частности тем, что природа для него была таким же механизмом. Современная картина мира значительно изменилась, однако нередко природа по-прежнему воспринимается как механическая реальность, но только более сложная. Когда сегодня появляются заявления типа: «Я не компьютер» (см., например: Walter 1993: 22–24), то в этих словах слышится не только протест против модернистского отождествления человека с машиной, но и несогласие с методологией, принижающей природу.

Все аналогичные факты будут свидетельствовать о том, что неадекватное понимание природы обусловливает неадекватное толкование человека (существует и обратная зависимость); теоретическая парадигма униженной природы формирует идеологию униженного человека. Поэтому чтобы получить «нормальную» философскую антропологию, нам нужна «нормальная» метафизика, то есть метафизика уважения к природе.

Один из признаков этой philosophia prima — отсутствие в ней трансцендентного абсолюта. Подлинное метафизическое уважение к природе и человеку не нуждается в сверхъестественной субстанции. Эта метафизика понимает саму бесконечную природу в качестве абсолюта, как causa sui. Только при таком подходе природа избавится от своего униженного положения. Поясним данную мысль.

Мы исходим из того, что понятие абсолюта возможно благодаря понятию бесконечности. Когда употребляют термины «абсолютная истина», «абсолютное время, пространство» и т. д., то их непротиворечивая интерпретация означает: «бесконечная истина», «бесконечное время, пространство» и т. д.

Natura naturata есть реальность, зависимая от запредельного абсолюта: она есть тварное и страдающее бытие. Природа подчинена абсолюту, она несвободна и потому не имеет достаточных оснований для должного уважения к себе. Если абсолютом является некий трансцендентный Spiritus, то природа, рожденная Им, оказывается продуктом второго сорта, поскольку Дух будет всегда превосходить свое творение. В таком случае подлинное метафизическое уважение мы испытываем только к этому Spiritus'у. Конечно, можно заставить себя уважать и природу, однако наше уважение к ней будет в значительной степени напоминать снисходительное отношение к ущербной реальности. К примеру, правила хорошего тона могут требовать от господина внешнего уважения к рабу, но несмотря на то, что хозяин вынужден подчиняться этой искусственной регламентации, его раб по-прежнему остается рабом.