— Наш отец невиновен! — воскликнул он. — И я сумею заставить этого негодяя Карла…
— Да… невиновен! — ответила девушка, гордо вскинув голову. — Разве найдется даже среди его врагов такой человек, который поверит в его виновность?..
Излишне говорить, что таково же было и мнение ближайших друзей Дмитрия Николева, доктора Гамина и консула Делапорта, поспешивших примчаться, как только учителя вызвали к рижскому следователю.
Их приход, их сочувствие, вера в Николева смягчали горе брата и сестры. Однако друзья не без труда уговорили их не ходить к следователю.
— Нет, — сказал им доктор Гамин, — оставайтесь здесь, с нами… Лучше подождать!.. Николев вернется от следователя полностью обеленный.
— Стоит ли всю жизнь быть честным человеком, — сказала девушка, — если это не ограждает даже от таких гнусных обвинении?..
— Это служит защитой! — воскликнул Иван.
— Да, дитя мое, — поддержал его доктор. — Признайся даже Дмитрий, — я отвечу: «Он с ума сошел — не верю!»
Вот в каком настроении Дмитрий Николев застал свою семью, доктора, г-на Делапорта и нескольких друзей, собравшихся у него дома. Но страсти в городе были до того распалены, что по дороге домой ему, пришлось услышать не одно оскорбление по своему адресу.
Брат и сестра бросились навстречу отцу. Он прижал их к груди и долго целовал. Теперь он уже знал, как оскорбили его Ивана в Дерпте, какое гнусное обвинение бросил ему в лицо в присутствии товарищей Карл Иохаузен!.. Его Ивана обозвали сыном убийцы!..
Доктор Гамин, консул, друзья жали ему руку, дружескими словами выражали свое возмущение против несправедливого обвинения. Никогда они не сомневались в его невиновности и никогда не усомнятся в ней!.. Они не скупились на изъявление самых искренних дружеских чувств…
Затем в комнате, где они сошлись все вместе, в то время как враждебно настроенная толпа бушевала перед домом, Дмитрий Николев рассказал все, что произошло в кабинете следователя, рассказал о нескрываемом предубеждении к нему майора Вердера, отдал должное достойному и сдержанному поведению г-на Керсдорфа. Сделал он это коротко, отрывисто; видно было, что ему неприятно возвращаться к этим подробностям.
Друзья поняли, что учителю нужно отдохнуть, остаться одному, может быть, даже забыться за работой после столь тяжких переживаний, и они попрощались с ним.
Иван пошел в комнату к сестре, а учитель поднялся к себе в кабинет.
— Дорогой друг, умы возбуждены, — сказал г-н Делапорт доктору, когда они вышли из дома, — и несмотря на то, что Николев невиновен, необходимо открыть настоящего преступника, не то ненависть врагов будет неотступно преследовать Дмитрия!
— Да, этого следует весьма опасаться, — ответил доктор. — Никогда еще я так не желал, чтобы преступник был пойман, как в этом деле!.. Иохаузены не преминут воспользоваться смертью Поха в своих целях. Подумайте только, ведь Карл не дождался даже доказательств обвинения, чтобы обозвать Ивана сыном убийцы!
— Вот я и боюсь, — заметил г-н Делапорт, — что на этом дело между ним и Карлом не кончится!.. Вы ведь знаете Ивана… Он захочет отомстить за отца и за себя!
— Нет… нет, — воскликнул доктор, — в нынешних обстоятельствах ему надо воздержаться от безрассудств!.. Эх, проклятая поездка! И зачем только понадобилось Дмитрию уезжать и зачем только возымел он эту мысль?
Этот вопрос задавали себе и дети и друзья Николева, потому что он так и не дал никаких объяснений на этот счет.
Следует заметить, что, рассказывая о допросе, учитель ни разу не обмолвился ни о поездке, ни о том, что следователь интересовался причинами, вызвавшими его отъезд, ни о своем отказе отвечать на этот вопрос. Такое упорное отмалчивание на этот счет должно было показаться по меньшей мере странным. Но, быть может, оно объяснится впоследствии. Его трехдневная отлучка могла быть вызвана лишь уважительными причинами, и не менее достойными уважения должны быть причины, по которым он упорствует в своем молчании.
А между тем, принимая во внимание всю невероятность того, чтобы такой уважаемый человек совершил гнусное преступление, одного его слова было бы, вероятно, достаточно, чтобы опровергнуть обвинение; и все-таки он упорно отказывался произнести это слово.
В то же время освобождение Дмитрия Николева вызвало взрыв негодования в городе, в особенности у немцев, составлявших значительное большинство населения. Семья Иохаузенов, их друзья, дворянство и буржуазия осыпали местные власти упреками. Губернатора и полковника Рагенова обвиняли в попустительстве учителю ради его происхождения. Любого другого человека, не славянина, над которым бы тяготело такое обвинение, уже давно заключили бы в крепость.
Почему, спрашивается, не поступают с ним, как с самым обыкновенным разбойником?.. Разве заслуживает он, чтобы с ним церемонились больше, чем с каким-нибудь Карлом Моором, Жаном Сбогаром или Яромиром?.. Ведь обвинение против него строится не просто на догадках, а на уликах, а его оставляют на свободе, и он может бежать и скрыться от суда, который не колеблясь осудил бы его!.. Правда, наказание было бы чересчур мягким, так как смертная казнь за уголовные преступления не применяется больше в Российской империи. Он отделался бы каторжными работами в сибирских рудниках, он — этот убийца, заслуживающий смерти!..
