До ночи он тетке сто раз показывал-объяснял силуэты угрозы, с оружием и без, со зверьем, без зверья и просто с понтами. Даже я понял. И раз десять еще тетка словила плюху в ухо. Слез было! Так что я озверел маленько, подхватил камень… А он, гад, тут же повернулся, словно увидел спиной, и тихонько пояснил, что он как раз не Страж, а вовсе воин, и на чистом рефлексе меня по камням размажет. Случайно. Чтоб не мешал наставнику наставничать. Это ему, то есть. И чтобы лучше бы я сам подучился, скоро пригодится типа. Да и Марианне проще будет рядом с лопухом — это типа я — замечать свои успехи.
Вот как так получилось, что я согласился?! Мне же тут же прилетело в ухо, потому что не заметил силуэт угрозы. Ага, а как, спрашивается? Я же по камням скачу, гляжу под ноги, больниц-то здесь не найдешь, ежели что — а он как даст в ухо! Больно, блин. Правда, тетя Маша сблокировала, еще и надо мной посмеялась. Примитив, типа, пропустил, атаки же в первую очередь идут, когда отвлекаешься. А как же следить, если внимание действительно отвлекается?! Ну, правда, Ивану не в лом объяснить в сто первый раз. Понять бы еще, что это такое — свобода в концентрации.
На следующий день тетя Маша — вообще-то, Марианна по паспорту — стала «сгорать». Круги под глазами еще чернее. Кожа страшно обвисла. Я мог только ей молча сочувствовать. Вечное внимание Стража — это, я вам признаюсь, не штангу таскать. Штанга что! Пара часов — и ты свободен, расслабляйся. А Страж — это на всю жизнь, в каждое мгновение чтоб был настороже. Даже когда расслабляешься — будь готов. У тети Маши уже взгляд заледенел. Жуть!
О мечах Иван разъяснил мимоходом. Мол, не в оружии суть. Человек с человеком бьется. Чтоб целиться и на курок жать — тоже время требуется. И немалое, потому что человек несовершенен. Вот за это время и успевай отвечать. Ага. Одно дело стволом автомата повернуть, совсем другое — что-то успеть, когда под дулом стоишь. Но Иван сказал, многое можно успеть. Можно выстрел мечом отбить. Это если руки надежные и меч хороший. А у тети Марианны меч страшный. Я его даже в ножнах боюсь. Гибкое Лезвие, веч Стражей.
Иван вообще-то много чего рассказывал, мы ж еще и бежали все время, а под разговоры в транс улетаешь, тогда бежать немного легче. Бежали мы, потому что тетка вредные шлаки выгоняла. Что со мной творилось, я даже не хотел представлять. Прозрачным, наверно, стал.
Но мне все же полегче было. Я-то ночами спал. А тетка растяжкой занималась, и медитацией, и восстановлением кожи. Она же обвисла вся без жира. Так запросто и умереть можно было, нагрузка же запредельная. Но у меня тетка очень сильная, она, оказывается, чем только в юности ни занималась, пока ее не разнесло. Спортсменка, блин, не из последних. Ну, это неудивительно, при ее-то росте. А откуда б я знал, меня тогда и на свете не было. Я ее с младенчества помню как «тетю-слониху».
Ну, я и добегался в результате. Да мы все добегались. Тетя Марианна свалилась к ночи без чувств. А я ей даже помочь не мог, хотя до Города осталось совсем ничего, с обрыва спуститься и через Ингулинку перейти. Видения у меня начались. А я себя и в видениях плохо чувствовал, бессмыслица какая-то и бредятина в голову лезли. И в глаза.
Сначала ушел Иван. То есть не ушел. Закрутил головой, вскочил — и исчез. Куда-то. Потом вывалился откуда-то со здоровенным негром на руках. Только негр, кажется, серым был. Ну, ночью-то все кошки серые, наверно, и негры тоже. Ага. И глаза у него желтые были. Я так понял, умирал он. Я даже из видений выплыл, сесть пытался, да не вышло. Что-то этот негр бормотал, но я языков сроду не знал, я и родной не очень-то… Потом… потом Иван сказал, что Страж погиб. Помню, я даже удивился. Вот же тетя Марианна, рядом спит, как же погиб-то? Помню, Иван закаменел. Это так страшно выглядело, что я сознание потерял. Ну, может, и заснул, в моем состоянии одно от другого и не отличалось вовсе.
Очнулся, а Иван меня тормошит. И поднимает. Ага, щас. Ноги-то не хотят держать. А Иван еще и говорит все время, и требует, чтоб я все запомнил и передал кому-то, потому что он сам должен уйти до срока. Ага. Я имя-то свое не сразу …идентифицировал.
Он мне много чего наговорил.
— Все запомнил? — спрашивает эдак требовательно. — Все передашь командирам, все в свое время?
Ага, киваю, и запомнил, и передам, только бы поспать еще.
— Марианну не оставляй до конца! — приказал Иван. — Она Страж юный, посвящение не прошла, ей без помощи сложно будет.
Тут сон сразу улетел. Не понравилось мне как-то фраза про конец! А что не оставлять, это я и сам понимал. Тетка в состоянии Стража… дико смотрится. Кто-то должен будет переводить ее жесты широкой публике, речи ее странные адаптировать.
— Пятерке Кузьмина передай: они уже здесь! — приказал Иван непонятно и взялся за пояс. — Понимаешь, малыш, дымы вторжения, вот какое дело. А Страж не прошел посвящения… Бейтесь до упора! Даже если я не вернусь — бейтесь! И помните: есть и еще дети Болдуина!
Может, он и не говорил ничего. Может, бред это мой. Потому что только на бред и похоже. Он ведь изменяться стал. Жуть черная. Оружия на нем появилось, как на стенде вооружений. И росту прибавил. И шлем зарастил. И тигр его ожил. Я, хоть и в бреду, но прочувствовал: хоть и скафандр на нем, и выглядит, как скафандр, только он живой, и характер у него такой… тигриный. Смерть несущий.
