Опьяненные страстью - [110]

Мадлен понимала, что останавливать его нельзя. К тому времени, как шаги Себастьяна затихли в коридоре, ее ладони, в которые она с силой впилась ногтями, стали влажными от крови.

Лондон

24 декабря 1803 года

В этот утренний час снег укрывал улицы толстым пышным одеялом, но в доме д’Арси было тепло, горели свечи. Обеденный стол, накрытый для завтрака, был уставлен превосходным китайским фарфором, хрусталем и серебром. Изысканное общество собралось в непривычно ранний час, чтобы отпраздновать не только канун Рождества.

Себастьян в одиночестве стоял у окна гостиной, потягивая бренди и коротая за этим необычным для себя занятием время в ожидании прибытия последних гостей. Он был тщательно одет в сапфировый бархатный сюртук с черными атласными лацканами. По белому парчовому жилету вился причудливый узор, вышитый золотой нитью. Белые атласные панталоны, шелковые чулки, туфли с золотыми пряжками – все предметы туалета были новехонькими, припасенными для особого случая. Девственно-белые кружева манжет и пышного жабо придавали ему облик щеголя. Даже перевязь, поддерживающая забинтованную руку, была из черного шелка. Короче говоря, Себастьян выбрал официальный костюм, редкий наряд для мужчины его темперамента, а все потому, что ждал очень важного посетителя, вернее – особую посетительницу. Женщину. Мадлен Фокан.

Он принял решение несколько дней назад, прежде чем отправил ей приглашение. Он ясно сознавал, что творит. Он намеревался взять Мадлен под свою защиту и воспользоваться ее помощью, чтобы заманить де Вальми в собственноручно расставленный им капкан. Узнав обо всем, Себастьян собирался либо избавиться от де Вальми без ведома Уайтхолла, либо сделать так, чтобы негодяй француз больше не втягивал в свои грязные игры сестер Фокан.

Себастьян намеревался поступить как подобало благородному джентльмену. Сестры Фокан взяли его под свою опеку, когда он был молод и беспомощен. Ему предложили дружбу, его развлекали и учили. Он был уверен, что сестры не способны на умышленное предательство. Видимо, только по своей слабости и глупости они попали в паутину, сплетенную де Вальми. И Себастьян собирался спасти их – потому что когда-то они спасли его.

А что касается Мадлен… Найти своим намерениям здравое объяснение он не мог. Но он должен был спасти ее! Ведь с Божьей помощью он наконец-то влюбился.

Увы, любовь не принесла ему ни радости, ни надежд на будущее, ни просветления духа или новой решимости. Однако Себастьян не мог допустить, чтобы на шее Мадлен затянулась петля во дворе тюрьмы Ньюгейт. Не мог обречь ее на гибель.

Звона колокольчика у входа он не расслышал, зато сразу уловил скрип открывающейся двери и звуки до боли знакомого голоса. Отвернувшись от окна, он собрался с духом и, когда в дверь гостиной постучали, ухитрился произнести совершенно бесстрастным голосом:

– Войдите.

Она была в шерстяном плаще оттенка красного вина, отделанном по краю капюшона и подолу мехом черно-бурой лисы. Шагнув через порог, она неожиданно остановилась, и плащ обвился вокруг ее ног изящными складками.

– Вы прекрасно выглядите, мадемуазель Миньон, – произнес Себастьян, сдерживая желание повернуться и броситься прочь. – Полагаю, сестры Фокан прибыли с вами?

– Да. – Она откинула капюшон, оставшись в бледно-голубой атласной шляпке, отделанной кремовыми лентами и искусственной веткой сирени. Выпрямившись, она подошла поближе. – Месье Хорас сообщил, что вы хотели бы побеседовать со мной с глазу на глаз, милорд.

– Именно. – Он поставил бокал с бренди на каминную полку и шагнул навстречу Мадлен. – Позволь помочь тебе. Почему ты не сняла плащ в передней?

Мадлен не удержалась и вздрогнула, когда он потянулся к завязкам плаща, но он развязал их бесстрастно и быстро.

– Я не знала, останусь ли я здесь.

– Значит, до сих пор сердишься? Вижу, ты надела браслет моей матери, – заметил Себастьян, когда она подняла руку, чтобы поправить шляпку. – Я не говорил, что этот браслет – подарок моего отца в честь помолвки?

– Не припомню, – уклончиво отозвалась Мадлен. Она не знала, какие чувства испытает, вновь увидевшись с ним. После встречи в Локсли-Хаус прошло десять дней. Себастьян сбрил усы, подстриг каштановые кудри, но по-прежнему держал раненую руку на перевязи. Именно таким Мадлен запомнила его с первой встречи – мужественным, элегантным, безукоризненно сдержанным. Но теперь она знала и другое лицо Себастьяна, скрытое от мира под снисходительной улыбкой. Его синие глаза поблескивали холодно и отчужденно, как недосягаемые звезды. Если Мадлен и нервничала, то лишь потому, что сердилась на него или даже пребывала в ярости. Она не знала, как он встретит ее, несмотря на приглашение и подарки.

Себастьян смерил ее бестрепетным оценивающим взглядом повесы, и Мадлен выдержала его, понимая, что у нее нет выбора.

– Очень мило, – заметил он, разглядывая ее бледно-голубое атласное платье с юбкой, отделанной белым шелком.

– Вы мне льстите, маркиз, – невозмутимо отозвалась она, но Себастьян заметил лихорадочные пятна, вспыхнувшие на ее щеках, и участившееся дыхание. – Ваша похвала мне особенно приятна потому, что именно вы изволили подарить мне этот туалет.