Опрометчивость - [13]

Теперь он лежал, опустошенный, а далекий голос Парис Хавен мягко уговаривал, пока руки ее гладили его тело. Амадео открыл глаза и встретился с напряженным взглядом ее темно-голубых глаз.

– Подожди, Амадео, подожди немного, все только начинается.

У него приятное тело, думала она, раздвигая ему ноги. Он худой, гладкий и загорелый, и он почти готов для нее… могло быть и хуже.

Дочь Дженни Хавен продавала себя.

Рим

Индии снова повезло. Пространство на углу рядом с «Мастерскими Пароли» оказалось достаточно большим, чтобы втиснуть туда ее крошечный красный фиат, или почти достаточным. Передняя часть машины слегка высовывалась, но не слишком заметно. Индия бодро захлопнула дверцу и перебросила сумку через плечо. Быстренько нагнувшись, она взглянула на себя в автомобильное зеркальце и пригладила волосы. Затем поправила черную юбку и одернула алый свитер, так роскошно смотревшийся на ней в вечерних сумерках. Она была очень мила в этом свитере. Возможно, ей следовало бы, когда акварели будут проданы, потратить деньги только на месячную квартирную плату, а на остальные купить подходящий к свитеру жакет. Посмотрим, если Марелла сможет сделать ей скидку.

Мгновение она размышляла о том, хотелось ли ей выглядеть хорошенькой ради Фабрицио или же потому, что здесь нынче вечером появится его жена. Мариза никогда не выказывала даже малейших проявлений ревности, скорее, она открыто проявляла интерес ко всему, связанному с Индией, давая ей почувствовать, что считает ее слишком незначительной, чтобы нарушить семейный покой Маризы Пароли. И она была права: Индия понимала это.

В фойе, рассевшись на футуристических стульях, казавшихся высеченными из полупрозрачных топазов, скрипичный квартет нежно играл Вивальди, а выставочный зал уже наполняла толпа. Несколько сотен изящно обутых ног топтали пастельных тонов ковер Фабрицио, и Индия смотрела на это с унынием. Брызги шампанского, разорванные бумажки и сигаретный пепел покрывали восхитительную вещь. Накануне сегодняшнего приема Индия буквально умоляла Фабрицио покрыть пол чем-нибудь черным, но он отказался, заметив, что это нарушит его замысел.

– Они должны увидеть и место, и проекты как единое целое, – говорил он ей. – Черное убьет весь эффект. Они вернутся к себе в редакции газет и напишут, что Пароли потерял стиль, или пойдут на очередную вечеринку, где станут рассказывать друг другу, какое я потерпел фиаско и как скверно подобрал цвета.

Стоя в дверях, Индия думала, кто же из них был прав. Многие ли из приглашенных замечали ковер?

Разговор в зале не походил на мягкое воркование, а напоминал настоящий рев, и, прокладывая себе путь к бару сквозь толпу гостей, Индия, прислушиваясь к разговорам, с жадностью ловила те или иные замечания. Едва ли кто-то почувствовал особый интерес к «Мастерским Пароли» и к их удивительному интерьеру; все те обрывки разговоров, что довелось ей услышать, относились то к лету, проведенному на Коста Смеральда, то к планам относительно лыжного спорта – об этом говорила женщина такая же лоснящаяся, как какой-нибудь из лакированных столиков Пароли; о курсе лиры и о сводках с Уолл-стрита взахлеб рассказывал загорелый симпатичный мужчина, выглядевший так, что казалось, будто ни то, ни другое никогда его не беспокоило.

Фабрицио Пароли следил, как она проталкивалась через шумную толпу с непоколебимой уверенностью в том, что американка всегда будет улыбаться только ему.

– Посмотри, как мило наша маленькая Индия выглядит сегодня вечером, – шепнул он Маризе.

Мариза посмотрела. Ее холодный взгляд сопровождал появление Индии Хавен одновременно с мыслями относительно стоимости ее новой одежды и имени портного, а также удивлением, зачем Фабрицио потревожил ее. Все это заняло приблизительно секунд пятнадцать из жизни Маризы и не сопровождалось никакими эмоциями; точно так же отреагировала бы любая итальянская женщина, обладающая тем же богатством и положением, на всякую другую женщину в комнате, автоматически отнеся ее к определенной социальной группе и определив уровень ее доходов. Но Мариза постоянно попадала впросак с американками. Было почти невозможно угадать, какого они поля ягоды, их привязанностями неожиданно могли оказаться то Маркс со Спенсером, то поездки к какому-нибудь местному портному, который так отвратительно кроил невозможно дорогие ткани, что та или иная «линия» в одежде терялась. У некоторых бывали и драгоценности, только зачастую невозможно было разглядеть мелкие, словно пыль, сапфиры и изумруды, чтобы в это поверить, хотя, конечно же, камни относились к наследству колониальных времен, но выглядели бы они более естественно как собственность какого-нибудь сборщика налогов.

Индия Хавен ставила ее в тупик. Разве она достойна сидеть с ними за одним столом сегодня вечером? Если бы Дженни Хавен присутствовала вместе с ней, тогда другое дело. Мариза – всего лишь богачка, имевшая вес в обществе. Дженни Хавен была звездой.

– Я собираюсь представить ее гостям, – сказать Фабрицио, уже начиная пробираться к Индии сквозь толпу, с улыбкой принимая поздравления приглашенных по пути к бару. Ему нравилась Индия. Ему нравился стиль, которого она придерживалась, ее широкое лицо с ослепительной улыбкой, что разливалась ото рта с восхитительными ровными зубами к сверкающим карим глазам. Даже волнистые, бронзового оттенка волосы, собранные на затылке в толстую косу, казалось, излучали энергию. Два года назад, когда Индия наконец-то признала, что не судьба ей стать великим художником, она встретилась с ним и упросила взять ее к нему в ученицы.