Опрометчивость - [11]

Амадео взял ее руку и осторожно задержал в своей. Кожа была мягкой, пальцы длинные и прекрасно очерченные, он слегка погладил ее. В голосе Парис слышалась страсть, рожденная нетерпением. Когда она говорила, он следил за ее ртом, и возбуждение его росло.

– Продолжай, крошка, расскажи мне все, – прошептал он, поднеся ее руку к своим губам.

Парис едва ощутила этот легкий поцелуй. Ее занимали собственные мысли, собственные желания. Амадео Витрацци сидел здесь, сейчас, у нее, он слушал ее, и она должна была непременно убедить его.

– У юности свои понятия об элегантности, Амадео. Тут требуется одежда с большей свободой выражения, детали, допускающие возможность различных комбинаций с тем, чтобы все вместе еще и смотрелось как целое. На этой концепции я и построила свою коллекцию, и вот почему все должно смотреться вместе. Это невозможно распродать по магазинчикам или выставить порознь по всей стране. Мои вещи будут выглядеть ужасно, если такое случится. Для них нужны молодые подвижные тела, нужна жизнь. Мы с тобой знаем, что главное в искусстве шить хорошую одежду – это линия, ткань и цвет. Я прошла очень жесткую и серьезную школу ученичества, где разгадывала тайны этих составляющих для того, чтобы применить их в моих собственных проектах. Они должны оказывать буквально осязаемое воздействие, а для этого я использую контрасты тканей. Мне просто необходимы мягкие, как масло, замши, настоящее полотно – то, что можно мять, хлопковые нитки, которые кажутся хрустящими при прикосновении к коже. И шелк, Амадео, шелк, мягчайший, эротичнейший, самый роскошный в мире. Тот сорт, который выпускаешь только ты, Амадео.

Амадео облокотился на подушки, снисходительно следя за ней. Какое дитя, такое порывистое, такое увлеченное своими идеями…

– Покажи мне, cara, покажи, что ты имеешь в виду, – предложил он успокаивающе.

Парис легко вскочила на ноги. Сейчас на ее лице сияла счастливая улыбка.

– Подожди, – бросила она через плечо, – подожди минутку, я приготовлю наброски и образцы.

Волны ее длинных черных волос развевались за ней, когда через комнату она пробежала к столу. Они казались столь же мягкими и податливыми, как его собственные шелка.

– Вот, посмотри! – Она наклонилась ниже, чтобы показать ему особо подобранный цвет и изменение фактуры, то самое, почему все должно было быть выполнено именно в шелке, той единственной ткани, которую она сочла возможным использовать.

Амадео обнял девушку за плечи, и волосы ее слегка задевали его. От нее исходил такой нежный, такой трепетный аромат, теплый, но не душный. Его это завораживало, ведь это был запах ее кожи, а не духов. И чем ближе, тем прекраснее казалась ее кожа, тем нежнее аромат…

Парис оторвала взгляд от набросков.

– Ну, как, Амадео, что ты думаешь?

– Роскошно, cara, великолепные проекты и замечательные краски. У тебя действительно талант по части новых идей.

Парис благодарно обняла его за шею и порывисто прижала к себе.

– Конечно, такая я и есть, Амадео; чтобы это понять, необходим именно твой гений! Я собираюсь схватить судьбу за хвост, Амадео Витрацци, – она отстранилась, руки скользнули к нему на плечи, – но мне не обойтись без твоей помощи.

– Моей помощи? – Пристальный взгляд мужчины оставался насмешливым, когда он обеими руками обнял ее. – Чем же я могу тебе помочь, Парис?

Парис почувствовала себя неловко, мгновенно оценив свое положение. Руки его ласкали ей спину, лицо, шею… Нет, слишком близко. Она отстранилась.

– Мне нужен кредит, Амадео. – Она выскользнула из его объятий и, оказавшись на свободе, стала шарить среди разбросанных на полу набросков, что лежали у ее ног, пока не нашла список того, что ей было необходимо. – Мне не обойтись без твоих тканей, но мне также не поднять дела без кредита, месяцев на шесть. Мне нужны хорошие деньги, Амадео. И только твои ткани дадут нужный эффект. Они самые лучшие, я не смогу, повторяю, воспользоваться какими-либо другими.

Амадео знал, что его ткани самые лучшие. Но он также знал, что они чрезвычайно дорогие. Он был бы дураком, предоставив ей кредит; только большие дома мод осмелились бы пойти на такое, да и то не на шесть месяцев. И почему бы дочери Дженни Хавен не попросить кредит еще где-нибудь? Конечно, мать должна будет поручиться за собственное дитя…

– Знаешь, у тебя ведь должно быть готово несколько экземпляров, – начал он уклончиво, – ну, чтобы показать покупателям?.. Разве нет ничего, что бы и я мог посмотреть сейчас?

Парис заколебалась.

– Они не из твоих тканей, – сказала она, наконец, – поэтому ты не сможешь оценить их по достоинству. Обожди минутку.

Она метнулась с дивана, и он неохотно выпустил ее руку, поглощенный зрелищем юного тела, когда она подбежала к бархатной занавеси и открыла одну из прикрытых ею ниш.

– Здесь, вот это… и вот еще. А вот это – мое любимое.

То, что она держала в руках, выставив на его обозрение, смотрелось бесформенно, и это еще больше усложняло ситуацию. Увиденное ничего не говорило ему, и Парис уловила выражение озадаченности на лице Амадео, скрытое за вежливо-любезной миной.

– Ох, я же говорила тебе, – сказала она в отчаянии, – все надо смотреть только когда оно надето.