Опричнина - [120]
Наблюдения И.И. Полосина и И.И. Смирнова раскрывают особенности развития крепостничества в Новгородской земле на материалах послушных грамот. Впервые И.И. Полосин обратил внимание на разницу в формулах, имеющуюся в ввозных и послушных грамотах Шелонской пятины XVI в. Этими грамотами устанавливались права помещика на землю и крестьян, а содержавшаяся в них характеристика форм эксплуатации крестьянского труда позволила исследователю сделать вывод о развитии крестьянского закрепощения во второй половине XVI в. В частности, Полосин отметил разницу между грамотами 50-х и 60-х годов XVI в., указав на то, что с начала 70-х годов помещики приобретают почти повсеместно право произвольной переоброчки крестьян, что, возможно, связано с испомещением опричных[2111].
Наблюдения Полосина развил И.И. Смирнов. Он четко указал на существование трех групп «формул, определяющих права помещика по отношению к крестьянам. Первая (старая) формула: «доход бы есте денежный и хлебной и мелкой доход давали, по старине»; вторая (переходная) 60-х годов XVI в.: «пашню его пахали, где собе учинит, и оброк платили»; третья (новая) 70-х годов: «пашню его пахали и оброк платили, чим вас изоброчит». Последняя формула характеризует «освящение законом практики опричнины», рост эксплуатации крестьян[2112].
Отмеченные особенности формул в Северо-Восточной Руси, касающихся барской запашки и уплаты оброка, величина которого устанавливалась самим помещиком («чим вас изоброчит»), появились уже в 40-50-х годах XVI в.[2113]
При анализе лапидарных клаузул послушных грамот также нельзя отвлекаться от изучения канцелярий, в которых они возникли. Наиболее раннюю форму крестьянских повинностей находим в новгородских грамотах за приписыо Богдана Колупаева и Степана Калитина[2114].
В начале 60-х годов появляется в послушных грамотах специальное упоминание о барской запашке: «Пашню пахали и доход давали по старине»[2115]. Крестьяне к барской запашке в Шелонской пятине очевидно, только еще начинали привлекаться. В грамотах за приписью Шевеля Григорьева и Федора Фаева встречаем характерную оговорку: «Пашню его пахали, где собе учинит»[2116]. Тогда же в послушных за приписью Ф. Фаева (одного и с товарищами) слова об уплате дохода по старине заменяются менее определенными словами: «Оброк его платили».
В подавляющем большинстве грамот 1563–1569 гг. находится переходная клаузула: «Пашню его пахали и оброк платили»[2117]. Эта формула, конечно, предоставляла самые широкие возможности для повышения крестьянских оброков, ибо не ограничивала помещичий произвол «стариной». Изредка появлялась оговорка: «Оброк платили чем вас изоброчит» (в грамотах за приписью Нечая Шестакова и Федора Фаева)[2118].
В 1570 г. подьячий Михаил Парфеньев также предпочитал формулу: «Слушали и пашню на него пахали и доход ему хлебной платили чем вас… изоброчит»[2119]. Вероятно, обе клаузулы на практике должны были означать одно и то же. Впрочем, последняя формула, как более четкая, получила распространение в
1571–1573 гг., особенно в грамотах за приписью Ивана Собакина и Петра Протасьева.
В годы опричнины барщина расширяется не только в Новгороде, но и в других районах Русского государства. А.Х. Горфункель приводит интересные данные, свидетельствующие о росте монастырской запашки и применении наемного труда («казаков») в вотчинах Кирилло-Белозерского монастыря к 1567/68 г.[2120].По вычислениям В.И. Корецкого, с середины XVI в. по начало 80-х годов XVI в. государственные повинности волостных крестьян в центре России увеличились почти в 3 раза[2121]. Вместе с тем и резко возрастают реальные размеры денежных оброков,
как это можно проследить на новгородских материалах. Так, если в 1564 г. оброк крестьян Шелонской пятины составлял 84 деньги (новгородок), то в 1576 г. они платили уже 200 денег[2122]. Если учесть, что за это время реальная стоимость рубля не уменьшилась[2123], то можно констатировать огромный рост крестьянских повинностей. Это, впрочем, понятно. Запустение поместий приводило к тому, что оставшееся население вынуждено было выносить на себе все усиливающиеся помещичьи поборы. По данным писцовых книг Вотской пятины 1568 г. (сравнительно с книгами 1539 г.), можно отметить постепенный рост доли денежного оброка в феодальной ренте (с 6,4 до 15,9 %) и перевод мелкого дохода на деньги[2124].
Деревни пустели не только из-за того, что война поглощала людские ресурсы страны. Псковский летописец, описывая осенний поход в Ливонию в 1560 г., со скорбью замечает: «Пскову и пригородам и селским людем, всей земли Псковъской проторы стало в посохи много, в розбеглой место посохи новгороцкой, посоху наимовав посылали с сохи по 22 человека, а на месяц давали человеку по 3 рубли, а иныя и по полчетверта рубли и с лошадьми и с телегами под наряд»[2125].
Поход на Новгород и Псков в 1570 г. сопровождался не только истреблением тысяч ни в чем не повинных людей, конфискацией имущества и «правежом» выкупа, но и набором посохи для оборонительных и других работ в Ливонии[2126]. «И от того налогу и правежу вси людие новгородцы и псковичи обнищаша и в посоху поидоша сами, а давать стало нечего, и тамо зле скончашася нужно от глада и мраза и от мостов и от наряду». В Ливонскую землю отправлялись также русские люди из замосковных городов: «Запасы возили из дальних городов из замосковных, и наполни грады чюжие рускими людьми, а свои пусты сотвори»
