Опричнина - [113]

, во Владимире (1569)[1964], Костроме (1565)[1965], Рузе (1568/69-1571/72)[1966], Рязани (1570)[1967], Серпухове (1570)[1968], Туле (1570)[1969], Ярославле (1567–1570)[1970]. В опричных уездах городовые приказчики не упоминаются[1971].

Продолжали свою деятельность ямские приказчики[1972], рыбные приказчики[1973], таможенники[1974] и другие финансово-административные агенты центрального правительства на местах.

Созданная в силу январского указа 1565 г. опричнина представляла собой особую форму управления страной, подчиненную задачам борьбы с удельно-княжеской оппозицией, которая велась в интересах широких кругов класса феодалов. Пересмотр состава государева двора и учреждение опричного корпуса должны были создать прочную опору для проведения правительственных мероприятий. Широкое обеспечение поместьями и вотчинами опричников укрепляло их личную заинтересованность в осуществлении нового политического курса.

Однако опричнина проводилась в феодальных условиях, когда экономические основы централизации не были еще прочными. Этим в конечном счете объясняется то, что формы опричной политики и управления сами были почерпнуты из стародавнего арсенала московской государственной практики времен феодальной раздробленности.

Глава IX Усиление феодального гнета в опричные годы

Искоренение очагов феодальной раздробленности, драматические страницы столкновения царя Ивана с его вчерашними сподвижниками не должны от нас скрывать главного: опричная дубина, ударяя по вельможному барину, другим концом еще сильнее била по русскому мужику. Тяжелые последствия для страны, которые принесла с собой опричнина, во многом объясняются тем обстоятельством, что опричный аппарат в силу его классовой сущности мог выполнять свою историческую задачу, лишь усиливая потоки слез и крови трудящихся масс страны. Недобрая память об опричниках царя Ивана, сохранившаяся в русском фольклоре, и отрывочные данные делопроизводственных документов наглядно и убедительно говорят о том, чего стоил русскому крестьянину и горожанину обрушившийся на страну шквал опричных преобразований.

* * *

В годы опричнины для населения страны страшным бичом были эпидемии и голод.

Первая тревожная весть донеслась уже в начале 1563 г. из новоприсоединенного Полоцка, где начался мор, вызванный последствиями ожесточенных боев за город[1975]. По данным исследователей, это был сыпной тиф[1976]. Эпидемия вспыхнула в Полоцке с новой силой осенью 1565 г., когда там умерло «много людей», в том числе даже местный архиепископ. В декабре того же года появились новые тревожные слухи о том, что «поветрие» обнаружилось в Колывани[1977]. Весной 1566 г. мор распространился на Озерище, затем на Луки, Торопец, Смоленск и вообще «по многим местом»[1978]. С августа по декабрь этого года эпидемия бушевала не только в городах Новгороде, Старой Русе, Полоцке, Озерище, Невеле, Торопце, но и по селам, «и не было кому и мертвых погребати». В сентябре 1566 г. смоленский воевода П.В. Морозов сообщал, «что по грехом явилося в Смоленску на посаде и в Смоленском уезде божие посещение, поветрее на люди: люди умирали многие смертоносною язвою». В связи с этим «государь велел заповедь учинити, что из Смоленска и из Смоленского уезда в московские городы пропущати никакова человека не велел»[1979]. Летописец отмечает, что «лихое поветрие» появилось в Можайске 1 сентября 1566 г. и только благодаря крепким заставам «утишилось». Однако уже 10 сентября новгородский архиепископ сообщил в Москву, что «в Великом Новегороде появилось лихое поветрие на посаде на штинадцати улицах, многие люди умирают знамением»[1980]. С той же осени начали «мереть» люди и во Пскове[1981]. Эпидемия 1566 г. была отзвуком общеевропейского бедствия, так называемой венгерской лихорадки. или огневой болезни, как на Руси называли вспышку сыпного тифа[1982].

В 1567/68 г. моровое поветрие опять бушевало в Новгороде, где «много людей помроша, а которые люди побегоша из града, и тех людей, беглецов, имаша и жгоша»[1983]. В июне 1568 г. Иван IV писал польскому королю, что хотел идти в поход на него, но ему помешало «лихое поветрие[1984].

К мору добавился и недород. Говоря о причинах голода, вспыхивавших то в одних, то в других частях Руси XIV–XV вв., Л.В. Черепнин справедливо замечает, что их следует видеть не только в природных явлениях (недород), рутинности сельскохозяйственной техники, но и «в общих условиях социально-экономического развития Руси». В частности, на крестьянском хозяйстве пагубно отражались многочисленные княжеские усобицы[1985]. Сходные явления мы обнаруживаем и в 60-х — начале 70-х годов XVI в., когда опричные репрессии и правежи и бесконечные войны явились сильнейшим фактором, влиявшим на усиление крестьянской нищеты и голода.

Поволжье осенью и зимой 1566 г. неожиданно подверглось нашествию грызунов, истребивших запасы хлеба и вызвавших вспышки голода[1986]. Это было предвестником больших бедствий.

Уже в 1567/68 г., по сообщению одного летописца, на Руси был «глад… велик, купили на Москве четверть ржи в полтора рубли»[1987]. В следующие годы голод принял угрожающие размеры. Весной 1569 г. в стране «недород был великой хлебного плоду: рожь обратилась травою мялицею и бысть глад велий по всей вселенней»