Опричники Сталина - [22]
Писатель Р. В. Иванов-Разумник, сидевший в новосибирской тюрьме осенью 1933 г., вспоминал о некоторых сокамерниках: «Был здесь и нагловатый гепеушник, обвинявшийся «в преступлениях по должности». Он нисколько не унывал и был уверен, что во всяком концентрационном лагере снова всплывёт на командные высоты. Был здесь и доставленный по этапу из Петербурга бывший помощник инспектора милиции по обвинению в бандитизме. Красочно рассказывал, как в отделении милиции избивают арестованных до полусмерти, «да так, чтобы никакого знака на теле не оказалось». Был здесь и рабочий из Минусинска, арестованный за то, что брат его принимает участие в каких-то «чёрных бандах». Был здесь и бывший красный партизан, ныне служивший в каком-то учреждении. Целая группа лиц там «созналась» во вредительстве, а вот его никак не могли уговорить и убедить, что он тоже должен «сознаться». То, что он рассказывал, было до того потрясающим, что не только в Англии, но даже где-нибудь и в Сербии немедленно арестовали бы следователей, так ведущих дело»[43].
Спецификой сибирской ситуации в период работы нового полпреда был голод. В поражённой рядом неурожайных лет Сибири, где темпы коллективизации и хлебозаготовок били рекорды, голод начался ещё осенью 1931 г. и продолжался до 1934-го. В докладе одного из ответственных работников, подготовленном для ЦКК ВКП (б) и адресованном Я. Э. Рудзутаку, Н. К. Антипову и А. И. Криницкому, говорилось, что на 1932 г. 70 % западносибирских колхозников не имели коров, а остальные должны были лишиться последней скотины в ходе обязательных мясопоставок. Падёж молодняка в совхозах составлял две трети от численности.
Чиновник делал вывод, что колхозы и совхозы «прокормить страну… в ближайшее время не сумеют». Также он заявил: «Я не видел ни одного колхоза, в котором бы не произошла огромная убыль населения из-за бегства из деревни в город. Причём это бегство происходит семьями и избы совершенно заколачиваются»[44]. Оставленные без семенного зерна, особенно пострадали многие алтайские районы, где люди массами опухали и умирали от голода.
Однако на территории современных Новосибирской и Омской областей тоже свирепствовал голод. Инспектор Барабинского райздравотдела в марте 1932 г. обследовал большое село Карповка (1000 дворов) и обнаружил из живности двух куриц, петуха и несколько тощих собак. Около 500 семейств уехали, побросав дома, остальные страдали от дистрофии, собирали падаль, опухали. Имевший 650 трудодней колхозник Ф. Бородин, у которого было пятеро детей, на глазах инспектора ругал их: «Черти, не умирают!..»
Положение в Татарском и Называевском районах было ещё хуже. Между тем в июле 1932 г. бюро Барабинского райкома партии, игнорируя продовольственную катастрофу, по докладу начальника РО ОГПУ постановило в 5-дневный срок выявить все классово-чуждые элементы в колхозных правлениях, развернуть работу по возвращению вышедших из колхозов «бедняцко-середняцких элементов», а также ликвидировать нарушения законности в колхозах и сельсоветах, которые используют «кулаки» для своей агитации[45].
Обилие разорённых коллективизацией людей кололо властям глаза. В сентябре 1932 г. заместитель Алексеева А. М. Шанин писал в крайком и крайисполком, что многочисленные попрошайки — беспризорники, больные, инвалиды — «резко бросаются в глаза едущим (по железной дороге) пассажирам, а в особенности иностранцам». Чекист просил власти дать распоряжение райисполкомам «о принудительном водворении указанных лиц в детдома и дома инвалидов». А когда в том же 1932 г. руководство Покровского райкома ВКП (б) во главе с секретарём И. П. Жуковым отправило письмо Сталину о жутком голоде в районе, присовокупив посылку с образцами суррогатов, которыми питались колхозники, то крайком поручил лично товарищу Алексееву немедленно наказать номенклатурного «клеветника», осмелившегося вынести сор из избы[46].
Один раз о том, что творилось в Сибири тех лет, можно было прочесть в газете — благодаря грубой промашке партийной печати, в нескольких словах идеально охарактеризовавшей всё происходящее. Как член бюро крайкома Алексеев участвовал в решении вопроса по поводу возмутительной ошибки в газетном заголовке — 3 ноября 1933 г. краевая «Сельская правда» вышла с торжественной шапкой, приуроченной к октябрьской годовщине: «На земле, залитой кровью, создана новая колхозная жизнь». Что называется, не в бровь, а в глаз. За напечатание «Сельской правдой» почти 100-тысячным тиражом невольной правды бюро постановило редактору Н. Понурову дать выговор, а номер с заголовком, «имеющим контрреволюционную сущность» — изъять[47].
Но и обычные опечатки наряду с двусмысленными заголовками тоже внимательно отслеживались. Из-за неграмотности наборщиков, например, «светские владыки» из статьи Н. В. Крыленко превращались в «советских владык», Сталинград — в Сталингад, а «неизменное руководство» Сталина — в «низменное». Молодой сибирский журналист Г. М. Марков, будущий глава Союза писателей СССР, вспоминал, как в первой половине 30-х годов он, редактор краевой молодёжной газеты «Большевистская смена», если проскакивала «политическая опечатка» («гиблый ум» Сталина вместо «гибкий» и т. д.), звонил в «органы», которые обеспечивали возвращение и уничтожение тиража
