Опознание невозможно - [30]

В груди у Болдта образовался тугой комок, пока он переваривал полученные сведения, чисто физическая реакция. Он вытащил свои башмаки, уже упакованные в алюминиевую фольгу.

Лофгрин взял последнюю дольку дыни, встал и ушел.

— Спасибо за кофе, — бросил он.

Болдт проследил взглядом, как тот вышел в двери, прошел по подъездной дорожке, все еще жуя дыню. Рассмотрение дела в суде настолько зависело от физических улик, что Берни Лофгрин, вероятно, был самым влиятельным человеком в полиции. Штатский человек с гражданской позицией и хорошим пониманием джазовой музыки.

Болдт держал записку в руках: наконец-то у него есть первые прямые улики.

Глава тринадцатая

Бен проснулся в своем убежище на кедре у дома Эмили от звука автомобиля, въехавшего на ее подъездную дорожку. Полностью придя в себя, он понял, как ему повезло, что он не свалился с платформы, поскольку лежал уже на самом краю, лицом вниз, и одна рука свесилась с платформы. Сев, он поморщился от боли и сразу же вспомнил о порке, о которой так благополучно забыл во сне. Бен задумался над тем, не пришло ли ему время дать Эмили показания против своего приемного отца, на чем она так настаивала, не пришло ли время сделать хоть что-нибудь, но содрогнулся при мысли о том, что с ним будет, если Джек узнает об этом.

Он услышал, как под ним открылась дверца, и, взглянув вниз, увидел не легковой автомобиль, а синий грузовичок с белым автоприцепом, и сердце его сбилось с ритма, когда коротко подстриженный мужчина вылез из грузовичка и направился ко входной двери дома Эмили. Бен вспомнил мужчину со сросшимися пальцами. Она сказала, что его зовут Ник, и назвала его преступником; ее наблюдательность позволила узнать о нем несколько подробностей.

Световой люк автоприцепа был открыт.

Бен пододвинулся к стволу дерева и спустился на нижнюю ветку, говоря себе, что он просто слезает с дерева, но уже чувствуя, как любопытство захватывает его целиком. Две стороны его мыслительного процесса пришли в столкновение, как если бы его вдруг одновременно потянули за расставленные в стороны руки, грозя вывихнуть суставы. Ему не хотелось спускаться только для того, чтобы сидеть в ожидании на кухне, приникнув к смотровому отверстию; ему хотелось заглянуть внутрь автоприцепа.

По мере того как Бен спускался все ниже, его все сильнее охватывало возбуждение — его привлекал открытый световой люк внизу, поскольку, когда он на мгновение замер и заглянул через него внутрь фургона, то увидел черную стальную трубку, которая не могла быть не чем иным, кроме как дулом револьвера.

Решение было принято.

Бен легко скользил с ветки на ветку, словно обезьяна. На дереве, невзирая на высоту, он чувствовал себя совершенно свободно. Он доверял живым веткам и избегал сухих сучьев. Если он становился на ветку, то обязательно крепко держался за сук над головой, распределяя свой вес между ними как можно равномернее. Как раз сейчас он сделал очередной шаг, располагаясь над фургоном: руки над головой, ноги внизу, на ветке, вес распределен между ними. Чем дальше он двигался по ветке, тем сильнее она прогибалась под ним, словно приглашая его в фургон. Если бы он мог покатить по ветке мячик, тот бы упал на крышу фургона. Он находился уже невероятно близко.

Бен полностью сосредоточился на своем положении, чувствуя, что поддержка, которую оказывали ему ветки над головой и под ногами, все уменьшается. Ему нужно было пройти еще три фута, чтобы добраться до края крыши автофургона — два или три шага, — и Бену показалось, будто он шагает по узкой качающейся доске, переброшенной через борт корабля. Ветка под ним резко прогнулась. Он поджал ноги и попытался перенести как можно большую часть своего веса на ветку над головой, но и она прогнулась. Бен глянул вниз, сообразив, что придется падать с высоты десяти или двенадцати футов, если ветки сломаются. Он не убьется, но смешного в этом будет мало. Он легко мог сломать себе что-нибудь. Хуже того, он мог привлечь к себе внимание, отчего у Эмили могли возникнуть неприятности.

Мальчик попробовал сделать следующий шаг, и обе ветки опасно и резко прогнулись, и он понял, что дальше идти не сможет. Единственная надежда добраться до крыши фургона — подтянуться на ветке над головой, одновременно оттолкнувшись от ветки под ногами, чтобы размах первой забросил его на крышу фургона. Бен снова взглянул на землю внизу — почему-то она вдруг показалась ему намного дальше. Он передвинул руки по ветке над головой, затаил дыхание и прыгнул.

Ощущение полета по воздуху, то, как его опускает согнутая ветка, сразу же напомнило Бену об эскалаторе. Он качнулся вперед, ветка наклонилась, и его теннисные туфли коснулись края крыши фургона. Мальчик прекрасно рассчитал время, отпустив ветку перед тем, как она прогнулась слишком сильно — в противном случае он вообще не попал бы на крышу фургона. Он бросился вперед и тихо приземлился на алюминиевую крышу на четвереньки, словно согнувшись в молитве. Над его головой с шумом, похожим на взлет стаи потревоженных птиц, распрямилась ветка.

Здоровый глаз Бена, который он инстинктивно зажмурил, загорелся огнем при виде открытого светового люка всего в нескольких футах от него. Распластавшись на крыше, которая прогибалась под ним, мальчик медленно пополз вперед, чтобы не вдавить ее внутрь. Он старался перенести весь свой вес на ребра машины, туда, где виднелись заклепки и где он мог чувствовать опору; крыша по обе стороны от них казалась ненадежной и слабой. Дюйм за дюймом он продвигался к открытому световому люку, словно щенок, вытягивающийся на коврике. Рама люка выглядела надежной, с тщательно заделанными швами; скорее всего, его добавили уже потом, он не был частью первоначальной конструкции. Бен просунул голову в отверстие и огляделся. Это действительно был револьвер, лежавший на обитой мягким войлоком скамейке. А рядом с ним, на раскрытом спальном мешке, стоял армейский рюкзак из толстой шерстяной ткани. На полу валялись несколько пустых жестянок из-под пива и раскрытый номер журнала «Плейбой». Бен оперся о люк, и тот выдержал. Затем он разглядел крючок и три небольших отверстия, с помощью которых световой люк устанавливался в различные положения либо закрывался полностью. Он потянул за крючок, тот подался, и люк распахнулся полностью.