Опознание невозможно - [24]

— Эти цитаты — предупреждение, Лу. — Болдт ощутил, как по спине у него пробежал холодок. — Забудь о крике о помощи. Он собирается нанести удар второй раз. Отправив свои записки по почте, он датировал оба стихотворения, не забывай об этом. Если я права, это означает, что пожар состоится сегодня — днем или вечером. То есть сразу и быстро. Он не дает Гарману времени выяснить, где и когда это произойдет. Он предупреждает, он наносит удар — следовательно, к тому времени, когда письмо попадет к адресату, он уже выбрал жертву, может быть, даже подготовил дом к пожару.

— Господи Иисусе! — Болдт шумно выдохнул. — Имея всего только одну жертву, мы вряд ли можем говорить о том, что называется «почерком».

— Это заранее обдуманное действие, и он наслаждается им. Но намеченная жертва не обязательно кто-то из местных жителей, учти это, — предупредила она. — Может быть, это даже не обязательно человек. Возможно, он охотится за работой определенного архитектора, за каким-нибудь сооружением, которое он пытается «убить». Более вероятно, что он охотится за Гарманом. Давление, которое ты ощущаешь — я ощущаю, если на то пошло, — может быть предназначено исключительно Гарману. Он — пожарный инспектор, Лу. Его показания приводят поджигателей в тюрьму. Месть — достаточно серьезный мотив.

— Фидлер проверяет Гармана.

— Ну, это поможет, — ответила она, хорошо зная репутацию Фидлера.

— Над техническими вопросами работает Баган, я говорю о химической стороне поджога. — Он почувствовал, как она напряглась. — В чем дело?

— В пожарниках, — отозвалась она. — В Фидлере, Багане, Гармане — во всех. Полицейские всегда рискуют стать плохими парнями — мы с тобой уже говорили об этом, — и слишком многие из них занимаются этим делом, потому что оно дает им ощущение власти. К присутствующим это не относится, естественно. Пожарники не лучше. От тушения пожара до поджога всего один шаг. Собственно говоря, мы с тобой знаем, что пожарники постоянно поджигают старые здания, тренируя так свое новое пополнение. Им нравится «пускать красного петуха» в дома. — Она обратила внимание на скептическое выражение его лица. — Естественно, я обобщаю, но мне кажется, что эту точку зрения не станут оспаривать даже сами пожарники. Я хочу сказать, что если мы ищем поджигателя, возможно, нам не придется искать слишком долго.

Болдт с любопытством спросил ее:

— Кто лучше пожарного инспектора подходит на роль поджигателя дома, который потом сам себе посылает письма? Ты это имеешь в виду?

— Любой из них годится на эту роль, Лу. У них у всех есть один недостаток. Сколько уже тянется этот пожарный сезон? Какое давление на пожарный департамент оказывает финансовая служба, требуя, чтобы он начал сокращать расходы? А на такие вещи приходится отвечать. Кто станет первой жертвой, когда начнется сокращение? Этот человек вполне может быть нашим поджигателем.

— Ранее осужденные и нынешние пожарники. Впечатляющий получится список. Кто-нибудь еще? — Болдт ощутил, как в нем нарастает напряжение, второе письмо представлялось ему подожженным бикфордовым шнуром. — Как насчет жертв? Как мы можем остановить вторую смерть?

— Как мы останавливаем потенциальные пожары? — спросила она, уходя от прямого ответа. Один пожар, как им всем было хорошо известно, порождал другой; однако никто не рисковал заговаривать об этом вслух. — Как мы можем просить прессу не писать об этом, пока не остановим предполагаемого поджигателя? — задала она риторический вопрос. — Это невозможно, Лу. Остается надеяться, что мы ошибаемся. Может быть, второго поджога не будет. Может быть, первая записка не имела отношения к Энрайт. Кто знает? А если второй пожар все-таки будет, если у нас появится вторая жертва и нас не погребет эта ноша, то мы не позволим городу — или начальству, если на то пошло, — вести расследование. Это — твое дело, Лу. И все должны быть благодарны тебе за это.

Болтовня для поднятия духа и комплименты — они часто пользовались этим. Кажется, Дафна чувствовала, когда он наиболее в них нуждался. Так и началась их дружба. То, что через шесть лет она вылилась в ночь безудержного секса, никого, кроме них, не касалось. У него уже готово было сорваться с языка саркастическое замечание, но он удержался — она желала ему только добра, в конце концов. Но Болдта беспокоил сам факт, что она намеревалась поддержать его. Это означало, что Дафна, так же как и он, смертельно боялась второго пожара и второй жертвы.

Жалким голосом, который подтвердил его подозрения, она добавила:

— Никому не нужна новая жертва. Я вовсе не предполагаю этого.

Как-то Болдту пришлось иметь дело с начальником Дафны, судебно-медицинским психиатром с Востока, которого они привлекли для составления предполагаемого портрета поджигателя. И тот сказал Болдту:

— Чем больше они убивают, тем больше мы учимся и тем выше шансы, что мы поймаем их. — Это был один из тех неприглядных кусочков правды, с которыми Болдт не желал иметь ничего общего, тем не менее, эта мысль никуда не делась, она застряла где-то на задворках его сознания. Психиатр был человеком со странностями, но он всего лишь хотел сказать одно: следователь не может позволить, чтобы возрастающее число жертв погубило расследование из-за его чувства вины, он обязан собраться с силами и добыть как можно больше дополнительных улик. Он должен выдержать.