Опоздавшие на поезд в Антарктиду - [3]

– Ну, пробег, как вы сами понимаете, в данном случае никакой роли не играет. Машинка практически новая. Ну, если совсем конкретно, то… – Анна заглянула в салон, – тридцать одна тысяча кэмэ. Как от Питера до Антарктиды и обратно.

– До Антарктиды? Интересно. – Шабовта внимательно посмотрел на Анну. – А Антарктида, простите, при чем?

– А, не обращайте внимания. Так, детская мечта…

– И все-таки какой год у машинки? – снова задал вопрос художник.

– Папа купил ее в мой день рождения, стало быть… Ну, словом, машинке, как мне, много!

Артем едва заметно усмехнулся. И Анна едва заметно покраснела: тьфу, глупая женщина, прокололась!

– И теперь вы хотите сделать машинку единственной и неповторимой? – спросил Артем, сделав вид, что не заметил прокола.

– Правильно! Именно это я и хочу! Но! – Анна сделала паузу, интригуя собеседника. У нее это очень театрально получалось. – Но! Я хочу это сделать сама!

– Прекрасно.

– Артем! Мне нужна ваша помощь. – Анна снова выждала, а потом выдала: – Я хочу, чтобы вы меня научили.

Артем не стал ей читать лекцию про то, что это сложно и затратно. Спросил только, умеет ли Анна хоть немного рисовать.

– Немного как раз и умею – в художественной школе училась. А у вас есть ученики?

– Бывают.

– Ну вот! Возьмите меня в ученицы!

Художник внимательно посмотрел на просительницу. Тетка, возраст на глазок не определить, хотя понятно, что не двадцать и не тридцать. Судя по всему, все у нее в жизни нормально. Машина вот, раритет почти, ретро. С Ракитиным знакома. А хочет возиться с красками и растворителями. Чудная!

Вообще-то он если и брал учеников, то с оговоркой: во-первых, образование должно быть художественное серьезное, во-вторых, во время учебы школяр должен был ему помогать в его работе. Шли к нему в основном парни молодые. А тут – тетенька. Но за нее сам Ракитин просил. Ему даже интересно стало.

– Хорошо. Покупайте аэрограф, и начнем учиться.

Хозяйка рыжего «апельсина» радостно воскликнула:

– Йес!

И крутанулась на каблуках.

1

В юности Аня Егорова работала библиотекарем в арктическом училище, где готовили моряков. Не военных офицеров для флота, а специалистов для работы на мирных судах, но курсантики арктического тоже носили красивую морскую форму, до седьмого пота и обморока подтягивались и отжимались в спортзале, жили в казарме и строем топтали плац у старинного дворца в пригородной Стрельне.

Бывшие царские покои достались училищу в пятидесятых годах. Большой Стрельнинский дворец в ту пору был хоть и не разрушен, но весьма мрачен. Старшекурсники, да и некоторые веселые преподаватели рассказывали про него разные байки. Согласно одной из них, где-то в парке был замаскирован подземный ход, пройдя по которому можно было оказаться прямо в Петергофе, в подвалах под фонтанами.

Другая байка о тайных винных погребах заставляла курсантов, дрожа от ужаса, спускаться с темные сырые подземелья дворца и шарить там по ящикам и уголкам в поисках царских напитков, шарахаясь от собственных теней, которые корчились на стенах от пляшущего язычка пламени свечи.

Но самая страшная байка была про привидение – призрак великого князя Константина, который на законных основаниях проживал в своем дворце и по ночам проезжал по его залам на белом коне. Тоже на призрачном, разумеется. Поговаривали, что призрак князя беспокоил курсантов во все годы существования училища в стенах дворца.

Курсанты обожали свой дворец, историю создания которого изучали, чтобы потом блеснуть знаниями перед девочками и сухопутными приятелями, с которыми встречались на каникулах и в увольнительных. И про царское привидение рассказывали, как про что-то обыденное, и даже шпарили наизусть стихи великого князя Константина, написанные в Стрельнинском дворце.

Книжечки стихов можно было найти в библиотеке: серьезная и начитанная девочка Аня специально держала их для любителей поэзии князя, который подписывался просто и незамысловато – буквами «K.P.», что значило Константин Романов. Впрочем, очень часто Анечке Егоровой казалось, что курсанты лишь изображают из себя любителей поэзии великого князя Константина.

На самом деле их куда больше интересовала сама Аня, и чтобы понравиться ей, они готовы были не только читать стихи K.P., но и исполнять романсы, написанные на эти стихи композитором Чайковским.

Первокурсника Илью Покровского Аня приметила сама. Не потому, что он отличался от других какой-то особой статью или искренней любовью к поэзии стихотворца царских кровей.

Не-е-е-е-е-е-т! Он поразил ее своей изысканной изобретательностью. Не секрет, что курсанты не высыпались. А училище – не дом родной: не развалишься на диванчике перед телевизором, чтобы вздремнуть минуточек шестьсот. И вот этот хитромудрый первокурсник приходил в читальный зал поспать! Причем свой полуденный отдых он обставлял так, что ни дежурный преподаватель, ни сокурсники не могли догадаться об этом. Покровский заказывал в читальный зал книжки – в основном основоположников марксизма-ленинизма, выстраивал на столе баррикаду из томов, открывал тетрадь с конспектом и сладко засыпал. Никому бы и в голову не пришло отвлекать курсанта от такой серьезной самоподготовки, да и он очень чутко реагировал на любое движение со стороны: приподнимал голову над книгой, абсолютно трезвым взглядом окидывал нарушителя тихого часа и снова засыпал, крепко обнимая, как подушку, твердолобого в своем коленкоровом исполнении Карла Маркса.