Оплаканных не ждут - [77]

— Пустяки, — улыбнулся лейтенант. — Просто мне по дороге.

— По дороге? — переспросил майор. — Насколько я знаю, вы живете в другой стороне. Или успели сменить квартиру?

— Дорога, это не только путь от дома и не только домой, — засмеялся Арбанян. — Бывает, что и круговые пути оказываются самыми удобными. Да, а ведь знаете, — вдруг ушел он от ответа, — у дочери Джамбота действительно оказался природный голос. Ее обещали непременно принять на вечернее отделение.

— У вас, кажется, отличные связи в музыкальной школе? — заметил майор, внимательно разглядывая лицо лейтенанта. — Если моя Саида начнет неуспевать, придется, видимо, обратиться к вам…

— Я думаю, этого не случится, — спокойно ответил лейтенант, — у нее вполне хватит своих способностей.

— Вот как, от кого же это вам известно?

— От Ираиды Ивановны, — так же спокойно ответил Арбанян и посмотрел на часы. — Простите, товарищ майор, до начала сеанса осталось десять минут, а у меня два билета…

Лейтенант попрощался и ушел. Майор посмотрел ему вслед и усмехнулся. Кажется, он работал не на своем месте. Оказывается, ему не хватало наблюдательности. Элементарной наблюдательности. Ну что ж, когда-нибудь он, наверное, избавится от этого недостатка. И научится не упускать из того, что происходило вокруг него, ни одной мелочи, даже если она и не имеет никакого отношения к его работе…

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Тагир и Сергей сидели на траве в тени раскидистого ореха. В нескольких метрах внизу по крутому склону лежала лоснящаяся лента шоссе. По ней изредка проносились грузовые машины. Когда их не было, вокруг стояла тишина, только изредка в листве деревьев пересвистывались птицы. Тагир, заложив ладони под затылок, лег на землю. Зеленая листва вверху закрыла голубое небо. Она нависала над ним мягким шелковистым шатром. Вот так в детстве любил он лежа смотреть в далекое небо сквозь завесу листвы и мечтать. О будущем. Каким оно будет и для всех, кто его окружал, и для самого Тагира? Но никакая фантазия не могла тогда подсказать ему, что сюда, на свою родную землю, придет он врагом всего того, что любил и без чего не мог когда-то жить. Да, садист Лохвицкий своего добился. Голод и ежедневные изощренные издевательства действительно на время вырвали из Тагира все, чем он жил в прошлом… А потом бесправное положение перемещенного лица, снова голод, снова унижения. И только здесь, на родной земле, воровски заброшенный на нее, он за столько лет снова почувствовал себя человеком.

Если бы не Алкес, он теперь давно бы уже пошел и все рассказал о себе, сбросил с души камень, который столько лет лежал на ней и давил ее нестерпимым грузом. А теперь другое — Лохвицкий. Окровавленное лицо Хасана… Все это время оно теперь неотступно стояло перед ним. И будет стоять, пока он не отомстит за него. Что бы ни было — он сдержит свою клятву!..

В этот момент Сергей сел и посмотрел на часы.

— Приготовься, скоро должна появиться машина. Значит, так… Когда она останавливается, подхожу я, и в этот момент из леса выходишь ты. Он не сможет тебя не взять.

— Почему он? — Тагир плотно прикрыл веки. — Там будет мой сын.

— Алкес будет находиться в кабине с шофером, а он в кузове.

— Разве это не «газик»?

— Тагир, — с беспокойством сказал Сергей, — ты ничего не слышал! Я же сказал: они будут ехать на грузовике, на ЗИСе. Возьми себя в руки. Так нельзя, ты можешь все испортить! Тебе ни в коем случае нельзя подходить к кабине, ты сядешь сзади в кузов вместе со мной. Потом слезешь, сразу же после того, как слезем мы, и пойдешь следом за нами. Так, чтобы он этого не заметил. Потом уже станет ясно, что ему от меня надо. Там втроем мы и закончим разговор.

— Ладно, — тихо произнес Тагир, — я все понял. Не бойся, этот последний раз я выдержу. Как ты узнаешь машину?

— На повороте он встанет. На нем будет красноватое кепи. Предоставь это мне, я не ошибусь.

— Хорошо. — Тагир вдруг ощутил какую-то странную вялость. Он старался не думать о том, что через несколько минут будет сидеть в машине вместе с Алкесом. Он старался сейчас вообще ни о чем не думать. Но в этот момент из тумана прошлого перед ним снова выплыл образ Хасана. Изувеченный, окровавленный, он смотрел на него в упор. Губы его шептали: «Тагир, передай, передай…»

Оборвав мысли Тагира, внизу по дороге пронеслась «Волга». Только она исчезла за поворотом, как Сергей встал. Тагир открыл глаза и сел. Справа из-за нависавшей над дорогой скалы показался грузовик. В кузове, положив обе руки на кабину, стоял человек. Сергей сбежал вниз на дорогу, сделав знак Тагиру, чтобы он приготовился. Тагир стоял за деревьями и смотрел на поднявшего руку Сергея. Сейчас это должно совершиться. Он сядет в машину, где находится его сын и другой человек, которого он долго и непримиримо ненавидел. И снова что-то сдавило его горло. Но он уже шел вниз к дороге: машина остановилась около Сергея.

На мгновение Тагир встретился взглядом со стоявшим в кузове человеком. В нем была открытая неприязнь. Но он его не узнал, конечно, не узнал, слишком много таких, как Тагир, прошло через его руки! Но зато у Тагира отпали теперь последние сомнения, и пальцы его машинально сжались, словно ощутив под собой ненавистную тонкую шею с далеко выступившим острым кадыком. Сергей, взявшись руками за борт, влезал уже в кузов.