Описание Западной Сибири - [94]

А чѣмъ далее любопытный взоръ проникаетъ въ эту тайгу, темъ деревья растутъ все выше и выше, измѣняя и породы свои, по мере удаленія отъ реки. Сосна, кедръ, лиственица, пихта, ель, часто достигають въ этихъ дремучихъ лесахъ до 4 саженей въ окружности и до 30 саженей высоты, и стоятъ какъ сторожевые исполины этой заколдованной глуши. Редко, очень редко, который либо изъ этихъ лесныхъ титановъ удостоить приблизиться къ самой реке, расширяя свою темную зелень надъ яркой зеленью прирѣчныхъ карликовъ растительнаго царства, хотя эти карлики имѣютъ иногда сами до сажени и более въ обхвате и до 10 саженей вышины. Местами пожары и бури, а также и старость, даже и смерть, повалили и расщепали огромныя деревья. Обгорелые, или обломаные остовы ихъ заваливаютъ рѣчки и ручьи, образуя природные мосты, пороги и плотины; и вотъ слышится вдали глухой ревъ, нарушающей могильную тишину ночи – и надувшаяся рѣчка съ ропотомъ льется широкимъ водопадомъ, чрезъ преграду нѣсколькихъ громадныхъ и сухихъ кедровъ, свалившихся у берега и загораживаюшихъ ей дорогу. Льется она – и падаетъ въ объятія спящей Тавды, смешивая съ ней свои успокоенный воды.

Появится ли утро еще на спящемъ востокѣ, раскинутся ли широкими пурпуровыми полосами лучи зари по свѣтлѣющему небу; зазолотится ли дальній лѣсъ, обрисовавъ въ волнахъ пламени контуры зеленой стѣны кедровъ и сосенъ, пихтъ и лиственицъ, кажущихся громадной коллонадой, воздвигнутой надъ дальнимъ лѣсомъ; вырвется ли наконецъ солнце изъ этой дремучей чащи и ударитъ на вздрогнувшія воды, – какая жизнь, какое движеніе проявятся всюду, въ этой за мигъ безмолвной лесной пустынѣ! Змеи и ящерицы быстро переползаютъ и перебѣгаютъ съ вѣтки на ветку; зяблики, жаворонки, перепелки, синички, скворчики засвищутъ и зачирикаютъ; белки прыгаютъ съ сучка на сучокъ, а соболь качается въ вѣтвяхъ березы, какъ въ люлькѣ; на зеленой полянѣ, несколько отодвинувшей лесъ, съ пятокъ глухарей важно и мирно расхаживаютъ какъ бы ни въ чемъ ни бывало; а вотъ огромная морда лося высунулась изъ зелени, и закинувъ ветвистые рога свои на плечи, съ любопытствомъ глядитъ на нашу тихоплывущую лодку. У перекинутой черезъ ручей сухой лиственицы сидитъ распушивъ хвостъ красная лисица; а чтобы довершить эту картину первобытнаго міра, – медведица съ двумя медвѣжатами вышла изъ леса и спускается къ реке, флегматически озирая и насъ и окрестность, между темъ какъ медвежата кувыркаются и барахтаются на сочной мураве, покрытой перлами росы...

А вотъ наконецъ блеснулъ изъ-за лѣсной чащи, далеко вдавшегося въ рѣку мыса, позолоченный крестъ Пелымской церкви. Лодка быстро огибаетъ этотъ мысъ, река и берега уже облиты высоко взошедшимъ іюнь – скимъ солнцемъ и на крутомъ лѣвомъ берегу рѣки, далеко отодвинувши дремучія тайги свои, показался древній Пелымъ, съ двумя десятками почернѣвшихъ старинныхъ домовъ, старинной и упраздненной нынѣ церковью (развалиной временъ Миниха) и новой деревянной церковкой, вовсе не соответствующей святыне этого историческаго мѣста. Здесь страдалъ въ душной землянке въ цѣпяхъ, здѣсь погибъ и, вероятно голодной смертью, мученикъ за правду, братъ святѣйшаго патріарха Филарета и дядя родоначальника Дома Романовыхъ, юный Василій Никитичъ Романовъ. Но Пелымъ нынѣ только местность, только клочекъ земли; прошедшаго и следовъ уже нетъ. Все сглажено временемъ и непростительнымъ равнодушіемъ потомства. Ни одного вклада царей, ни одного воспоминанія. Даже отъ политическихъ бурь XVIII столѣтія, (а что такое 150 лѣтъ назадъ для построекъ сибирскихъ, когда есть и теперь еще за Байкаломъ не только деревянныя церкви, но и дома частные изъ громадныхъ лиственныхъ бревенъ, построенные и считающіе себе свыше 200 летъ Фактической по документамъ жизни?), отъ дома, въ которомъ жилъ здѣсь Регентъ, герцогъ Курляндскій и чертежъ котораго составлялъ собственноручно Минихъ, отъ дома, въ которомъ жилъ впослѣдствіи и самъ фельдмаршалъ, – едва можно признать следы местности изрытой погребами, по окладнымъ бревнамъ, глубоко вросшимъ уже въ землю... А кладбища несчастныхъ угличанъ, а святимаго памятью исторіи места, где въ острогѣ, въ душной землянке, томили Василія Романова, и гдѣ его вероятно схоронили, никто ныне даже и указать не можетъ.

Пелымъ основанъ въ 1592 году воеводой княземъ Петромъ Горчаковымъ и въ то же время заселенъ гражданами несчастнаго Углича, сосланными сюда Борисомъ Годуновымъ за свидетельство истины въ деле о убіеніи св. царевича Димитрія. Пелымъ, какъ и все военные пункты тогдашней эпохи, былъ сперва острожкомъ съ рубленой стеной, башнями, валами и рвомъ. Потомъ, съ усмиреніемъ окрестныхъ вогуловъ, долго былъ городомъ, въ которомъ жили воеводы, правившіе этимъ пустыннымъ краемъ. Въ конце XVIII столетія онъ упраздненъ, а съ укрепленіемъ въ христіанстве всѣхъ вогуловъ и съ принятіемъ ими обычаевъ русской оседлой жизни, потерялъ свое прежнее административное значеніе и сделался теперь маленькимъ сельцомъ съ убогой деревянной церковкой и 21 обывательскимъ домомъ, изъ которыхъ более половины уже развалились. Жителей въ немъ и постоянныхъ и временныхъ, считалось 1 января 1860 года, только 73 д. о. п. Причины необычайная запустенія местности, бывшей некогда цветущимъ городомъ (где жили воеводы, былъ даже соборъ и две приходскія церкви, крепость, лавки, жизнь и торговое движеніе), те же самыя, которыя постигли и Туринскъ, съ тою разницей, что такъ какъ въ Пелыме каменныхъ построенъ никогда никакихъ не было, то ничего и не сохранилось для потомства. Зимой отсюда до Верхотурья только 130 верстъ, т. е. 15 часовъ езды; а мы уже видели, что чрезъ Верхотурье (до половины XVIII столетія) шла дорога изъ Москвы въ Сибирь и обратно совершалось все административное и торговое путеследованіе, была тутъ складочная таможня и было средоточіе всехъ коммерческихъ оборотовъ. Понятно, что, подобно Туринску, процветалъ тогда и Пелымъ, вывозя въ Верхотурье всю пушнину, орехи, рыбу, ягоды, какъ вывозятъ ихъ до сихъ поръ достаточные крестьяне Пелымскаго края сами, зимнимъ путемъ, въ