Оперные тайны - [58]

Откуда же он родом?

Вспоминаю, как однажды, проезжая на автомобиле через Патерно, город, расположенный на Сицилии неподалеку от Катании, я заметил старинный дворец с тяжёлой и угрюмой архитектурой… Комнаты были просторными и тёмными, окна забраны в железные решетки. Я подумал тогда: «Здесь Вителлио играл, когда был ещё мальчиком. Здесь он родился – примерно в 1750 году. Превосходно!»…Я заявляю о своём праве обозначить место рождения Скарпиа. Повторюсь – этого человека я знаю неплохо.

Скарпиа чувствует себя настолько непогрешимым, что он почти уверовал в свою честность и искренность. Его не страшит тяжкое бремя ответственности, которое он взвалил на свои плечи. Он не подчиняется закону – он сам его творит. Скарпиа готов оправдать любое своё деяние, поэтому он не считает, что поступает жестоко. Он уверен в неотразимости своего обаяния, исполненного злобы и властности, поскольку оно опирается на ужас, внушаемый им людям. Скарпиа добивается успеха с поразительной лёгкостью, так как не задумывается о тех страданиях, которые причиняет другим на пути к поставленной цели.

Прямая осанка, неподвижные буравчики глаз под тяжёлыми веками, надменная улыбка на суровых устах, неторопливые, точно рассчитанные жесты – всё это делает образ барона загадочным и жутким. Но в душе Скарпиа бушуют жестокие и слепые страсти, они вызывают приступы ярости, которая изредка прорывается сквозь оболочку высокомерной сдержанности. Ничего не остаётся от учтивых манер и тогда, когда начальник полиции разражается истерическим хохотом, подобным свисту кнута, приводя в замешательство несчастного подследственного.

Когда надо, он может быть обходительным, почти уступчивым, но и необыкновенно упрямым. Скарпиа великий актёр, но иногда он переигрывает. В конечном счёте его губит именно чрезмерная самоуверенность.

«С честью тот умирает…»

К началу XX века земной шар стал как бы меньше, и в давно сложившийся мир европейской культуры ворвались «ветры с Востока» – Китая, Индии, Сиама, Японии. Восток вошёл в моду – а Пуччини, как мы знаем, был человеком на редкость восприимчивым. Я уже рассказывала о его романе с некоей восточной красавицей. Так появилась «Мадам Баттерфляй».

Опера написана по впервые напечатанной в 1898 году и больше похожей на новеллу небольшой повести американского писателя Джона Лютера Лонга, впоследствии превращённой в драму драматургом и продюсером Давидом Беласко. Потом Пуччини – не без иронии, правда – гордился тем, что написал первую европейскую оперу на сюжет американского писателя.

Сам Лонг в Японии никогда не бывал. Зато много лет в Стране восходящего солнца прожил его зять, который был миссионером и, естественно, хорошо знал жизнь многих молодых японских женщин. Публику потрясли не литературные достоинства повести – они как раз не очень велики! – а характеры. Судьба юной гейши, воспринявшей всерьёз матримониальные игры американского ловеласа с канонерки «Авраам Линкольн», потрясла публику. Особенно, разумеется, мужскую её часть, увидевшую в японках некий новый идеал.

Любовь Казарновская в опере Дж. Пуччини «Чио-Чио-сан»

Особенно – в гейшах. Кто такая гейша? По определению, это женщина, чьей профессией является создание атмосферы исключительности, значимости и отсутствия проблем вокруг мужчины, которого она сопровождает в обществе. Гейша развлекает своих клиентов японским танцем, пением, чайной церемонией, беседой. На ней кимоно, традиционные макияж и причёска. При этом вступление – в любом случае! – в интимные отношения с этим мужчиной ей строго запрещается. В отличие, например, от древнегреческих гетер.

Слово «гейша» по-японски пишется двумя иероглифами: «искусство» и «человек». Значит, гейша – это Человек Искусства. Диво ли, что они так привлекали европейцев? В год выхода повести Лонга в Японии насчитывалось двадцать пять тысяч гейш!

Вполне естественно, что и впечатлительный Пуччини увлёкся и сюжетом, и всей японской экзотикой. Что не помешало опере на премьере, которую пела знаменитейшая примадонна Розина Сторкио, с невероятным треском провалиться. И сегодня уже и не скажешь почему… То ли конкуренты постарались, то ли и вправду публика, не забывшая четырёх небольших по длительности актов «Богемы», не смогла «проглотить» два невероятно длинных действия… Дальнейшее хорошо известно: разделённую по советам друзей Пуччини уже на три акта оперу воскресила замечательная украинская певица Соломия Крушельницкая, о чём Пуччини не забывал никогда.

И между прочим, считал «Баттерфляй» – в России её чаще называют «Чио-Чио-Сан» – своей самой удачной оперой, своим любимым детищем. Более того, Пуччини считал, что в этой опере ему удалось создать и совершенно новый музыкальный язык. Пентатоника, целотонные гаммы – какое-то удивительное и непривычное сочетание Востока и Запада…

Лично мне ближе «Манон Леско», «Богема» и «Тоска». Тем не менее «Баттерфляй» – безусловный шедевр, и в первую очередь именно благодаря образу главной героини. Юной, совсем не избалованной своей профессией гейши, полностью сохранившей свою чистоту и цельность характера.

Я думаю, что Пуччини в глубине души больше всего любил именно таких женщин. Сильных. Цельных. Гордых. И чистых. У него, выглядевшего настоящим мачо, была, с одной стороны, масса женщин – на все вкусы и цвета. А с другой – ему очень не повезло. Ведь такой женщины, которая «взяла» бы его целиком и полностью, заняв всю его душу и всё сердце, у него не было. Не было!