Оперные тайны - [17]

Шрифт
Интервал

Мы, русские, не бываем абсолютно счастливыми. Нас всегда интересует, была ли эта Via Dolorosa в жизни Христа, а если была, то где именно упали капли Его крови. Нас волнует, приходил ли чёрный человек к Моцарту. Насчёт Моцарта, конечно, есть вопросы, но к Графине Наталье Петровне Голицыной чёрный человек или, как она говорила, чёрный офицер являлся регулярно, и она считала, что именно от него она примет свою смерть. Не отсюда ли вопрос Графини Томскому: «Скажи-ка мне, кто этот офицер?»

Мы всегда ищем страдания и всегда страдаем – это у нас такая врождённая черта характера. Без неё нет русского человека. Именно о ней написал когда-то Корней Чуковский после литературного дебюта совсем молодого Георгия Иванова, пожелав ему… простого человеческого горя для превращения в Поэта. И оказался прав!

Таков и Герман Чайковского. Он – русский, русский до мозга костей, хотя у Чайковского прямо об этом нигде не говорится. Но разве это не русский размах – от какого-то электро-апокалиптического, разрядом в сто тысяч вольт «си-бекар» в сцене грозы («Она моею будет, моей, моею – иль умру!» – послушайте первую полную запись «Пиковой» 1940 года с Никандром Ханаевым!) до пьяно-торжествующей песни об обречённом неудачнике?

Тут есть один интереснейший момент. Герман поёт: «Нет, князь, тебе я не отдам её… не знаю как, но отниму!» Можно предположить, что этот довольно корявый пассаж – зачаток того дикого раздрая, который с этого момента начинает овладевать душой героя? Кульминацией его станет страшная, чем-то напоминающая о джазе музыкальная фраза духовых в финале сцены в спальне – о, как это звучало у Юрия Темирканова! – после крика уже совсем не замечающего Лизу Германа – «Она мертва!». Нет страшнее момента в этой опере-катастрофе…

Эту гигантскую, зачастую непостижимую для европейцев, не говоря уже об американцах, разность душевных потенциалов чувствовали многие великие тенора мировой оперы, которые хотели, да так и не решились спеть Германа. Только в предпоследнем году XX века эту традицию сломал Пласидо Доминго. Русский человек способен взлететь, воспарить выше всяких небес – и тут же рухнуть в такие бездны, какие и Данте не снились.

Герман очень беден – об этом прямо говорится со сцены. Его единственный шанс – Лиза. Она, родня она Графине или нет, но ему, что называется, в любом случае не по чину. «О нет, увы, она знатна, и мне принадлежать не может…» Но в кого (или во что) влюблён Герман? В Лизу? Или в те деньги, которые она может унаследовать? Он-то сам полагает, что именно в Лизу.

Может быть, он даже вполне искренен. Но не понимает при этом, что его душа жаждет не любви, а страсти, без которой он жить не может. Страсти – какой угодно. Может быть, сколь угодно порочной и преступной.

И вот он видит Графиню, она тоже замечает его («Какой он страшный!») – и между ними сразу же возникает некая тайная, не до конца осознаваемая ими связь, возникает тот глубочайший драматургический разлом, та бешеная вибрация, на которых и стоит «здание» оперы. «Нет, нам не разойтись без встречи роковой…» Я понимаю, что порвать эту цепь я могу только одним способом: либо ты умираешь, либо я. И никак иначе! «Мне ль от тебя, тебе ли от меня, / Но чувствую, что одному из нас / Погибнуть от другого!»

Эта «живая реликвия» галантного века наводит на меня и ужас, и страх, и тайное восхищение – всё смешалось в русской душе, определяя всё дальнейшее! И рассказ Томского для Германа – провокация. Так вот оно что! Вот чего мне не хватает в жизни! Вот чего я хочу! Мне нужен этот адреналин. Меня интересует, какую жизнь она прожила, я хочу вызнать все её тайны, я хочу с ней быть рядом.

Ах, эта бабка! Именно то, что она владеет тайной, что она может меня сделать несчастным или счастливым, бередит и тревожит мою мятущуюся душу! Так не вытащить ли из сего анекдота максимум пользы для себя, любимого? И ради этого я не поступлюсь ничем, пройду по чьим угодно трупам. Старуха мертва? Туда ей и дорога! Девчонка головой в ледяную воду нырнула? Да чёрт с ней! Герман ведь в первую очередь тёмный, беспросветный эгоист! Как и Наполеон…

Но его при этом никак не назовёшь обычным, заурядным человеком – он где-то между небом и землёй. Чайковский изумительно ухватил это совершенно бешеное, «пограничное» состояние Германа, его ненормальные, бегающие, «взрывающиеся» глаза, его растущую и под конец не измеряемую никаким медицинским термометром душевную температуру… Всё это отражается в вокальной строчке. Чего нет и быть не может у Германа – так это вокальной гладкости. Это должен быть яркий актёрский талант и очень грамотный вокалист, который не будет срывать связки, провоцируясь на бешеные эмоции в музыке… Но и неистовость, дикость, если хотите – должна быть. И увлекать в бездну страсти и одержимости.

Тройка, семерка, гранд-дама

…Жила-была когда-то при дворе первого императора всероссийского лёгкая нравом, разудалая барышня – Евдокия Ржевская. Собою была тоже очень недурна – иначе с какой радости она уже в 15-летнем возрасте беспощадно охмурила самого Петра всея Руси Алексеевича? И вряд ли она, выданная замуж за царского денщика Григория Чернышёва, но при этом не отказывавшая и другим богатым, статным да страстным кавалерам, точно знала, от кого родила она сына Петрушу.


Рекомендуем почитать
Исповедь старого солдата

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Ф. В. Булгарин – писатель, журналист, театральный критик

Сборник статей, подготовленных на основе докладов на конференции «Ф. В. Булгарин – писатель, журналист, театральный критик» (2017), организованной журналом «Новое литературное обозрение» и Российской государственной библиотекой искусств, в которой приняли участие исследователи из Белоруссии, Германии, Италии, Польши, России, США, Украины, Эстонии. Статьи посвященных различным аспектам биографии и творчества Ф. В. Булгарина, а также рецепции его произведений публикой и исследователями разных стран.


Записки старика

Дневники Максимилиана Маркса, названные им «Записки старика» – уникальный по своей многогранности и широте материал. В своих воспоминаниях Маркс охватывает исторические, политические пласты второй половины XIX века, а также включает результаты этнографических, географических и научных наблюдений. «Записки старика» представляют интерес для исследования польско-российских отношений. Показательно, что, несмотря на польское происхождение и драматичную судьбу ссыльного, Максимилиан Маркс сумел реализовать свой личный, научный и творческий потенциал в Российской империи. Текст мемуаров прошел серьезную редакцию и снабжен научным комментарием, расширяющим представления об упомянутых М.


Гюго

Виктор Гюго — имя одновременно знакомое и незнакомое для русского читателя. Автор бестселлеров, известных во всём мире, по которым ставятся популярные мюзиклы и снимаются кинофильмы, и стихов, которые знают только во Франции. Классик мировой литературы, один из самых ярких деятелей XIX столетия, Гюго прожил долгую жизнь, насыщенную невероятными превращениями. Из любимца королевского двора он становился политическим преступником и изгнанником. Из завзятого парижанина — жителем маленького островка. Его биография сама по себе — сюжет для увлекательного романа.


Архитектор Сталина: документальная повесть

Эта книга о трагической судьбе талантливого советского зодчего Мирона Ивановича Мержанова, который создал ряд монументальных сооружений, признанных историческими и архитектурными памятниками, достиг высокого положения в обществе, считался «архитектором Сталина».


Чистый кайф. Я отчаянно пыталась сбежать из этого мира, но выбрала жизнь

«Мне некого было винить, кроме себя самой. Я воровала, лгала, нарушала закон, гналась за кайфом, употребляла наркотики и гробила свою жизнь. Это я была виновата в том, что все мосты сожжены и мне не к кому обратиться. Я ненавидела себя и то, чем стала, – но не могла остановиться. Не знала, как». Можно ли избавиться от наркотической зависимости? Тиффани Дженкинс утверждает, что да! Десять лет ее жизнь шла под откос, и все, о чем она могла думать, – это то, где достать очередную дозу таблеток. Ради этого она обманывала своего парня-полицейского и заключала аморальные сделки с наркоторговцами.


Падшее Просвещение. Тень эпохи

У каждой эпохи есть и обратная, неприглядная сторона. Просвещение закончилось кровавой диктатурой якобинцев и взбесившейся гильотиной. Эротомания превратилась в достоинство и знаменитые эротоманы, такие, как Казанова, пользовались всеевропейской славой. Немодно было рожать детей, и их отправляли в сиротские приюты, где позволяли спокойно умереть. Жан-Жак Руссо всех своих законных детей отправлял в приют, но при этом написал роман «Эмиль», который поднимает важные проблемы свободного, гармоничного воспитания человека в эпоху века Разума.


История всех времен и народов через литературу

Как чума повлияла на мировую литературу? Почему «Изгнание из рая» стало одним из основополагающих сюжетов в культуре Возрождения? Чем похожи «Властелин Колец» и «Война и мир»? Как повлиял рыцарский роман и античная литература на Александра Сергеевича Пушкина? Почему «Дон Кихот» – это не просто пародия на рыцарский роман? Ответы на эти и другие вопросы вы узнаете, прочитав книгу профессора Евгения Жаринова, посвященную истории культуры и литературы, а также тонкостям создания всемирно известных шедевров.


Безобразное барокко

Как барокко может быть безобразным? Мы помним прекрасную музыку Вивальди и Баха. Разве она безобразна? А дворцы Растрелли? Какое же в них можно найти безобразие? А скульптуры Бернини? А картины Караваджо, величайшего итальянского художника эпохи барокко? Картины Рубенса, которые считаются одними из самых дорогих в истории живописи? Разве они безобразны? Так было не всегда. Еще меньше ста лет назад само понятие «барокко» было даже не стилем, а всего лишь пренебрежительной оценкой и показателем дурновкусия – отрицательной кличкой «непонятного» искусства. О том, как безобразное стало прекрасным, как развивался стиль барокко и какое влияние он оказал на мировое искусство, и расскажет новая книга Евгения Викторовича Жаринова, открывающая цикл подробных исследований разных эпох и стилей.


История кино

В новой книге Василия Горчакова представлена полная история жанравестерн за последние 60 лет, начиная с 60-х годов прошлого века и заканчивая фильмами нового времени. В книге собрано около 1000 аннотированных названий кинокартин, снятых в Америке, Европе и других странах. «Жанр живет. Фильмы продолжают сниматься, причем не только в США и Италии. Другие страны стремятся внести свою лепту, оживить жанр, улучшить, заставить идти в ногу со временем. Так возникают неожиданные и до той поры невиданные симбиозы с другими жанрами – ужасов, психологического триллера, фантастики.