Оперативный псевдоним - [17]

– Я медсестрой работала, потом кастеляншей, а при тебе уже на личных делах сидела... У меня еще коса была... Ну, вспомнил? Алексей Иванович ко мне всегда заглядывал, один раз втроем на катере катались!

– Вспомнил! Сейчас вспомнил... – Волнение женщины передалось ему, и он отчетливо увидел ласковый осенний день, прогулочный катер и молодую смешливую девушку, которую отчаянно ревновал к дяде Леше и которая портила всю прогулку. Он надулся, и дядя Леша не мог понять почему, но не особо пытался это выяснить, так как все внимание уделял этой противной тетке.

– Мария Петровна у себя, пойдем я тебя отведу. – Тамара Ивановна поймала за шиворот пробегающего мимо раскрасневшегося мальчишку:

– Сядь на мое место, Петров, и никого без сменки не пропускай, я сейчас вернусь...

Директрису он помнил, а может, это была ложная память, ибо, если строгая женщина сидит в кабинете директора в директорском кресле, то значит, она и есть Марья Петровна.

– Это Сережа Лапин! – радостно крикнула с порога Тамара Ивановна, как будто привела долгожданного родственника или дорогого гостя. Сергей подумал, что вряд ли здесь так встречают каждого бывшего выпускника.

– Лапин?! – вскинулась Мария Петровна. – Не может быть!

Конечно, на улице он бы ее не узнал. Когда-то худенькая и юркая, похожая на птичку, с черными волосами, вечно стянутыми в пучок на затылке, сейчас она приобрела директорскую внешность: дородную фигуру, монументальную уверенность и властность осанки. Но сейчас директриса явно растерялась, как будто перед ней внезапно появился строгий ревизор.

– Он это, Марь Петровна, он, – суматошно замахала руками бывшая девушка с косой.

Растерявшаяся на миг женщина взяла себя в руки и вновь превратилась в директора государственного учреждения. Она поднялась, степенно обошла вокруг стола, со значительностью протянула руку.

– Здравствуйте, Сергей Иванович! – Мелкие черты маскировались большими модными очками, волосы, как у многих руководящих дам, обесцвечены перекисью водорода, начесаны и покрыты лаком. – Какими судьбами? Решили проведать Тиходонск? Или специально к нам?

Лапин удивился. Казалось, это происходит с кем-то другим, а он просто наблюдатель, сидящий внутри этого другого и выглядывающий наружу через чужие глазницы. Раньше такое странное чувство у него возникало нередко, но в последние годы почти не повторялось.

– Почему так официально? – промямлил, он. – И откуда вы помните мое имя, а тем более отчество?

Мария Петровна принужденно улыбнулась.

– Ну как мы можем вас... тебя не помнить? Что случилось? Чему мы, так сказать, обязаны столь неожиданным приездом?

– Да ничего не случилось... Я здесь уже почти пять лет... Просто не мог собраться...

На самом деле ему никогда не приходило в голову пройтись по местам своего детства и юности. Сегодняшний порыв был неожиданным и нехарактерным для него, как, впрочем, и все остальное, произошедшее сегодня.

– Пять лет? – Женщины переглянулись. – И чем же ты занимаешься?

– Работал на заводе, где и раньше. Сегодня уволился.

– На заводе? – Они вновь переглянулись. – Мы думали, ты работаешь там же, где Алексей Иванович.

– А где работал Алексей Иванович?

– Значит, на заводе... Это хорошо. У нас всякий труд почетен, – привычно перешла на казенные обороты Мария Петровна, но тут же почувствовала нелепость тона и осеклась.

– А к нам по какому делу? – Директриса держалась скованно. Вчерашний Лапин не обратил бы на это внимания, но сегодняшний заметил и владеющее женщиной напряжение, и то, что она не верит ни одному его слову.

– Не знаю, – честно ответил он. – Ноги сами привели.

– Это хорошо, – сказала Мария Петровна и, чуть помедлив, добавила:

– Садись, сейчас чаю выпьем, поговорим... Тамара, скажи там, чтобы принесли чаю с бутербродами...

– Я не голоден, – поспешно сказал Лапин, который вдруг вспомнил, что гостей и проверяющих кормили всегда из детского пайка.

– Тогда без бутербродов, – поправилась директор. И построжавшим голосом добавила:

– А сама посиди на вахте, а то там такого натворят...

Когда дверь закрылась, она нервно поправила очки, переложила с места на место толстую четырехцветную ручку. Неизвестно почему, ручка вдруг приковала внимание Лапина.

– Надеюсь, к нам претензий нет? Мы сделали все, что положено, и выполнили все предписания...

– Никаких претензий! Самые лучшие воспоминания. Когда сейчас читаешь про безобразия в детских домах, даже не верится... Видно, мне повезло...

– Повезло? – саркастически переспросила Мария Петровна. – Действительно... Только не вам, а нашему дому. Детям. Персоналу. В частности, и мне.

– Как это? – не понял Сергей.

– Сейчас расскажу... – Директриса положила перед собой руки, сцепив пальцы замком, словно сдерживая внутреннюю дрожь. – Я пришла сюда в шестьдесят седьмом году после педучилища, методистом. Директором был Семен Иванович Легостаев, заслуженный учитель РСФСР, участник войны, вся грудь в орденах и медалях. К тому же районный активист – член райкома, райисполкома, непременный участник всяких конференций... В учреждении он установил собственный культ личности и диктатуру своих приближенных. Девочки постоянно жаловались, что завуч Кривулин лазит к ним в трусики, завхоз Болотин открыто разворовывал все что попадало под руку, детей били... Все жалобы глохли на районном уровне – авторитет Легостаева был непоколебим. Я по молодости ввязалась в борьбу за справедливость и оказалась на грани увольнения с волчьим билетом...