Операция «Викинг» - [109]
— Приблизительно на год! — Соколовский склонил голову. Вдобавок к несолидному возрасту и картавости у него на затылке хохолком топорщились волосы.
— Доктор, можно закурить? — спросил Сергеев.
— А если нельзя?
— Я не буду.
— Курите. Конечно, курите. У меня есть друг. — Соколовский заулыбался. — Он всегда спрашивает разрешения курить, я всегда не разрешаю, тогда он говорит: «Ладно», — доктор махнул рукой, и Сергеев узнал жест и интонацию Зверева, — и закуривает. Курите, Олег Николаевич, я пошутил.
— Спасибо. — Сергеев подошел к сейфу, давая понять, что разговор окончен.
Соколовский смутился, он обычно смущался, когда кто-то говорил пошлость или разрешал себе нетактичный поступок. Он взял письмо Догерти, бросил его в стол. Теперь приглашение было ко всему еще и нелепым. Вопрос не в том: хочешь или не хочешь? Теперь просто не пустят. Не дай бог, заподозрят, что сам у себя украл пробирки? Ну, это уж совсем глупость, он же все держит в голове. За границу сейчас точно не пустят. Будут проверять.
— Сколько человек в вашей лаборатории? — спросил Сергеев.
Соколовский нахмурился, стал считать, загибая пальцы.
— Старший научный, четверо младших научных, три лаборантки, препаратор, она же уборщица. Вместе со мной — десять.
— Кто понимает значение проводимых опытов?
— Ануфриев, старший научный сотрудник. Он сейчас в отпуску.
— Кто еще?
Соколовский задумался, нерешительно ответил:
— Мальцев… Виктор… может догадываться, он мальчик любознательный.
— Лаборантки?
— Нет, — твердо ответил Соколовский.
— Из какого помещения Калякина переносила пробирки в ваш кабинет?
— Из большой лаборатории, первая дверь направо.
— Пойдемте в лабораторию, Михаил Аркадьевич. — Сергеев первым двинулся к дверям. — Возможно, все не так плохо, как вы себе представляете.
Соколовский вздрогнул, с надеждой взглянул на майора. Может, не зря он курил трубку?
В лаборатории Сергеев выслушал рассказ Нины Калякиной, как она в пятницу все убрала в сейф, ключ сдала и расписалась в регистрационной книге.
— Все? Ничего не напутали, не забыли рассказать? — спросил он, лениво растягивая слова. Девушка покраснела, беспомощно взглянула на Соколовского. Ученый, пожав плечами, отошел в сторону.
— Ну, ну. Не надо сердиться, Калякина. Что именно вы убрали в сейф? Поставьте все предметы на места, где они стояли в пятницу вечером, наполните пробирки водой.
Девушка расставила на столах две реторты, стойку с шестью пробирками. Все присутствующие смотрели на Сергеева, он не сводил глаз с лаборантки.
— Все? — спросил Сергеев, когда девушка, оглядев столы, остановилась.
— Да, все стояло именно так.
— Прекрасно, уберите в сейф.
Калякина отнесла поочередно все в кабинет Соколовского, вернулась в лабораторию.
— Ну? — вызывающе спросила она. — Что еще прикажете?
— Все снова, Калякина, — сказал Сергеев.
Соколовский кивнул, девушка покорно, вновь расставив приборы, начала уносить.
— Возьмите сразу и реторту и пробирки, — подсказал Сергеев. — Вы же торопитесь.
— Пожалуйста. — Девушка взяла реторту, пробирки, пошла к дверям. Сергеев неожиданно снял трубку стоявшего у двери телефона, протянул ей.
— Вас к телефону.
Лаборантка вздрогнула, чуть не выронила пробирки, растерянно взглянула на Сергеева и заплакала.
— Ну и разбили, — миролюбиво сказал Сергеев. — С каждым случается, не съел бы вас Михаил Аркадьевич.
— Я хотела сразу сообщить Михаилу Аркадьевичу… а потом поставила вместо них другие.
— Как вы могли? — Соколовский взмахнул руками, его лицо покрылось красными пятнами.
— Михаил Аркадьевич, — позвал его Сергеев, встал и вышел из лаборатории. Когда ученый догнал его, взял Соколовского под руку. — Не надо горячиться, ведь все вышло значительно лучше, чем вы предполагали. Под телефонным столиком валяются какие-то стекляшки, возможно, остатки ваших драгоценных пробирок. Исследуйте, пожалуйста, ведь вы можете определить химический состав?
— Конечно, конечно.
— Я подожду результата. Признание девочки далеко не достаточно для моего начальства. Нину не ругайте, усадите ее в своем кабинете. Пока вы будете корпеть над анализом, она напишет объяснение.
Через два часа перед Сергеевым лежало официальное заключение Соколовского о химическом составе фермента, оставшегося на осколках пробирки и даже на ковровой дорожке лаборатории. Подробное объяснение лаборантки Калякиной, как она разбила злосчастные пробирки, почему побоялась признаться в проступке. Сергеев уложил все бумаги в папку, попросил не увольнять Калякину и уехал. Он понимал, что Соколовский мучается, пытаясь отгадать, как он, Сергеев, узнал правду. Его молчание было маленькой местью ученому за попытку учить Сергеева работать. Он этого не любил, порой не прощал и начальству. Да и ответить односложно на данный вопрос было далеко не просто. Калякина единственная из лаборатории поняла, что Сергеев не журналист, пыталась предостеречь подругу. Когда Сергеев стоял у клетки с мышами, то заметил осколки, но не придал им значения. Он вспомнил о них, когда подумал, что Петерсу необходима постоянная информация о работах ученого, а не результат одной его работы. Если никто не крал… Остальное дело воображения и логического сопоставления.
