Операция «Шторм» - [36]

Еще несколько раз лазили в лодку. При осмотре торпедных аппаратов установили, что стрелять из них нельзя- некоторые механизмы взрывами глубинных бомб повредило. В один из таких спусков и был обнаружен брезентовый мешок с фотографиями командира корабля и взята другая документация.

По радио связались с командованием. Из штаба сообщили, что в помощь выслан еще один водолазный бот, оснащенный подъемными средствами. Мы им указали место нахождения лодки, а сами «оккупировали» островок.

Батя организовал промысел балтийской кильки. Ее солили, коптили, жарили и ели кому сколько хочется. На острове мы хорошо отдохнули, быстро набрав потерянные силы.

Через несколько дней эпроновцы подняли лодку, подведя под нее понтоны. Большого труда это для них не составляло: водолазы в тяжелом снаряжении вели подъемные работы даже на сорока метрах глубины.

Все вместе двинулись к Кронштадту.

Батя был в ударе, рассказывал анекдоты. Однажды сказал мне:

- Ты уж прости меня, что тогда у финнов накричал на тебя. И про госпиталь забудь…

…Недели две спустя стало известно, что на поставленных нашими минерами минах в проходы немецких минных полей, в районе Хельсинки, подорвались три фашистских эскадренных миноносца и затонули.

Около ста пятидесяти подобранных офицеров и матросов были отконвоированы в Волосовский лагерь для военнопленных.

Но наибольшую роль суждено было сыграть взятым торпедам. Тогдашний глава Британского правительства Уинстон Черчилль писал главе Советского правительства:

«…Я уверен, что Вы признаете ту большую помощь, которую Советский военно-морской флот может оказать Королевскому военно-морскому флоту, содействуя немедленной отправке одной торпеды в Соединенное королевство, если я напомню Вам о том, что в течение многих истекших месяцев противник готовился начать новую кампанию подводной войны в большом масштабе при помощи новых подводных лодок, обладающих особенно большой скоростью под водой».

Наше правительство пошло навстречу просьбам англичан и передало одну из акустических торпед Британскому военно-морскому флоту. Секрет торпед был скоро разгадан, корабли получили необходимые защитные устройства. Это спасало от гибели многие английские и американские конвои.

НЕ СУДЬБА

Война подходила к концу. Фронт передвинулся далеко на запад. Запросила мира Финляндия.

Из Ленинграда отряд перебрался в дачное местечко Пирита, что неподалеку от Таллина. Здесь было много декоративной зелени и цветов, особенно белой сирени. Эстонцы не испытывали затруднений с продовольствием и даже в военное время использовали землю около домов не столько для нужд живота, сколько для услаждения духа. После Ленинграда и других наших городов, в которых даже на подоконниках растили в ящиках помидоры и засаживали картофелем скверы, обилие цветов казалось чем-то невероятным, непозволительным и в то же время наводило на мысль о тихой и уютной жизни.

В отряде появилась первая за всю войну девушка - Маша - медицинская сестра, помощница Лопушанского.

Многие за ней сразу же начали ухаживать, но она всем «била» решительный отбой.

Не помогали и гуси. Маша ходила в белом халате, попахивающем больницей, и как только она появлялась во дворе, на нее немедленно набрасывались хозяйские гуси с гоготом, раскинув крылья и вытянув длинные шеи, целой стаей, штук в двадцать. Забыв, куда и зачем она шла (мы занимали несколько домиков), девушка бросалась бежать и попадала в руки к кому-либо из разведчиков, потому что на улице всегда кто-то был. Начиналась настоящая баталия с гусями. Машу, конечно, «отбивали», взяв на руки. Разъяренные гуси хватали кирзовые сапоги или флотские брюки.

Лучшего повода для сближения с девушкой и не придумать. Под шумок и поцеловать слегка можно. Некоторые и умудрялись это делать. А она треснет по щеке, из рук выскользнет и поминай, как звали.

О Маше часто заводили разговоры: что она и как. Толком о ней никто ничего не знал, но ребята догадывались: кого-то ждет. Не зря и бровки стрелками сделала и реснички подкрасила, а под халат вместо флотской фланелевки нет-нет да и наденет легкую прозрачную кофточку, а верхние пуговицы халата застегнуть забудет…

Догадывались, а верить в это никому не хотелось. Так мы и мучились в неведении, сидя во время перекуров на скамейках вокруг кадки с водой, врытой в землю. То ли конец войны чувствовался, или в операции давно никто не ходил и поднакопили силенок, а может, и цветы действовали - девичья тема почти не сходила с уст. Начинали издалека с разных историй и историек, а заканчивали всегда на Маше.

Однажды сидели, курили, толковали. На крыльце показалась Маша в халате. Кто-то крикнул:

- Иди к нам. Посиди.

- Некогда.

- Всех делов не переделаешь!

- Не могу, времени нет…

- Зазнаваться начинаешь. Ну, ладно, попадешься гусям…

А они, проклятые, уже бежали к крыльцу.

Маша скрылась в дверях. Начались пересуды. Встрял за нее Саша Симановский:

- Чего пристали к девке? Занята она, ждет одного парня.

- Ждет, кого?

- Вон он знает,- Симановский кивнул в сторону разведчика, который появился в отряде совсем недавно. Встречать его встречали и раньше: на конспиративных квартирах, в столовой разведотдела, но хорошо никто не знал. Известно о нем было одно - из агентурщиков. Коснись дело не Маши, никто бы ни о чем и не стал его расспрашивать. Не принято это было в отряде, тем более, что в курилке сейчас сидело человек десять. Уж если иногда и говорили о наших секретных делах, то только между собой близкие друзья, да и то шепотом.