Операция «Шторм» - [35]

Часов через пятнадцать мертвого сна некоторые все еще пошатывались. И не потому, что на заливе волнило и палуба кренилась со стороны на сторону, а потому, что в суставы и мышцы не вернулась крепость. Такое состояние испытывает человек, когда пронесет в руке долго тяжелый чемодан. Опустит его на землю, а в кулак пальцы уже не сжать - настолько расслабли мышцы.

Но как бы там ни было, а дело требовало своего -чуть стемнело, и мы уже шли к месту затопления лодки.

В тот раз я спускался первым. Медленно тяжелела вода, все труднее становилось дышать. Электрическая лампочка в сто пятьдесят ватт в вытянутой руке казалась отдаленной мерцающей точкой - свет от нее не расходился далее чем на метр.

Лодка лежала на грунте не горизонтально, а под углом градусов в тридцать. Когда ее сбили с курса морские охотники, она наскочила на большущий камень, метров в пять высотой, и села на него носом. Вдоль всего левого борта зияла трещина - след разрыва глубинной бомбы. В трещину свободно влезала ладонь.

Центральный люк откинуло ударом и заклинило. Через него и выскочили командир и несколько человек команды.

Я пробрался внутрь. Кругом по стенкам были вмонтированы различные приборы, торчали рукоятки, штурвальчики, переплетались сотни проводов и трубок. Сердце лодки находилось здесь, возле перископа, - отсюда подавались команды на погружение и на всплытие, в атаку и на продувание цистерн…

Овальные двери в смежные отсеки оказались плотно задраенными. Сверху дали сигнал на выход. Успел я только оторвать телефонную трубку, болтавшуюся без дела, и захватить с собой. По суставам уже пробегала дрожь, втягивало живот - начиналось отравление.

Лазили в лодку Борисов, за ним Ананьев, но также безуспешно. Верно, кто-то из разведчиков отдраил вход в средние отсеки. Их решили осмотреть в первую очередь, потому что там размещались командирская и штурманская каюты. Как только открыли вход, из отсека поплыли трупы, их вытолкали к центральному люку, и они всплыли.

Восемь - десять минут на грунте пролетали мигом. Едва влезешь в люк, протиснешься в первый отсек, наскоро ощупаешь стены, откидные столики и койки, как уже команда подниматься. Всякий раз мы что-либо приносили, но все это были предметы, не представлявшие по существу никакой ценности - то кухонный прибор, то что либо из одежды, то безделушки. Нужно было проникнуть в капитанскую и штурманскую каюты, а первую входную дверь заклинило.

Пошел на грунт Сережа Непомнящий в тяжелом снаряжении. Прихватил он с собой ломик, чтобы с его помощью попытаться открыть отсек. Как влез в лодку такой великан в скафандре с пудовыми медалями-грузами из свинца, в огромных ботинках, в просторном надутом костюме, со шлангом и сигнальным концом в руках, понять трудно.

Был Сережа в лодке больше часа. Мы все беспокоились о нем, а он все требовал и требовал: «Дать воздух!» Компрессор на боте не работал, и помпу крутили руками, словно молотилку в страдную пору. Тот воздух, который на земле мог свободно заполнить целую комнату и удовлетворить кислородом несколько человек, в воде, на глубине тридцати метров, поглощался одним Сережей. Если бы Непомнящего вдруг выбросило наверх, то этот воздух, моментально расширившись, разорвал бы его.

Сережу не выбросило. Его подняли по всем правилам с продолжительными выдержками, чтобы дать возможность организму постепенно освободиться от избыточного внутреннего давления.

С борта в воду был спущен железный водолазный трап-лесенка с поручнями. По нему мы сходили в воду и поднимались на палубу. Непомнящий осилил только несколько нижних ступенек, до пояса вышел из воды, покачнулся и упал навзничь. Его даже не успели поддержать, что обычно делали. Он не утонул, конечно: в костюме было достаточно воздуха. Непомнящего подтянули к борту и вытащили на палубу. В рукавице он мертво держал круглый длинный пенал.

Пенал схватил Батя и с удивительной для него проворностью нырнул под палубу в кубрик, а мы занялись Сергеем. Отвинтили иллюминатор - человек молчал. Сняли с болтов шлем, освободив всю голову,- только теперь он пришел в себя, открыл пушистые веки и улыбнулся своими светлыми чистыми глазами.

Батя под палубой в кубрике торопливо раскладывал по полу карты. Вдруг мы услышали:

- Хлопцы, есть! То, что надо, есть! Все сюда!

На разложенных по полу небольших квадратных картах явственно виднелась ломаная карандашная линия. Она начиналась у Свинемюнде и шла через весь залив до самого Ленинграда. Это был курс, которым прошла лодка и которым ходили до сих пор все немецкие боевые корабли в своих и наших водах.

Сережу Непомнящего, уже оправившегося от переутомления, качали. Руками и согнутыми коленками он ударялся о низкий потолок кубрика, вместе со всеми хохотал, отбиваясь от наших очередных попыток схватить его в несколько рук и подбросить вверх. Только сейчас мы узнали, что он страшно боялся щекотки.

Часть задачи была решена, а как поступить с торпедами, никто не знал. Разрядить лодку под водой не представлялось возможным. В лучшем случае сделать это могли минеры, но среди нас таких специалистов не было. Можно было выстрелить торпеду, потом поймать ее и отбуксировать в Кронштадт.