Операция «Остров Крым» - [77]

Но идиот не желал шевелить мозгами. Вердикт, отпечатавшийся на его лице после короткой внутренней борьбы, гласил: хрен с вами.

– Всем лечь на землю лицом вниз! – скомандовал он.

Патрульные уже успели забраться в машину.

Под дулом автомата пришлось подчиниться. Резун, плотно жмурясь от злости и стыда, лег в лужу. Сволочь, трусы, дерьмо, и это – Советская армия?

Лейтенант запрыгнул в машину, «фольксваген» взревел и укатил, обдав их тучей брызг.

– В аэропорт ребята опаздывают. Боятся, самолет без них улетит, – криво улыбнулся патлатый.

– Ну что, комсомолец Биробиджана, дальше пешком идем? – язвительно спросил Резун. «Самаритянин» выругался.

– Я могу пойти поискать еще машину, – сказал бритый.

– Не надо, Лева. Мы уже почти на месте.

Он посмотрел на Владимира. Потом на крымца.

– Вот черт! Ну, на хера ж было обкалывать его до бесчувствия! – И патлатый принялся приводить Верещагина в сознание старым, как мир, способом: немилосердно теребя уши. Эффект воспоследовал через две секунды: беляк заметался, пытаясь вывернуться, застонал.

– Вставай! Вставай давай, уходим! – Кое-как они поднялись: ни дать ни взять скульптурная группа «Сильнее смерти».

– Туда! – Патлатый указал пальцем на подземный переход в конце улицы.

– Ну ладно я, – прохрипел Резун, – но тебе-то он зачем нужен?

– Не твое собачье дело, – бросил «самаритянин».

В конце улицы зашумели моторы.

– В подъезд!

Они свернули в первый попавшийся подъезд, благо двери были выбиты. Всцарапавшись на один пролет вверх, опустились на ступеньки. Резун встал, осторожно перегнулся через перила, выглянул…

В веере брызг проехало еще с полдесятка БМП. Остановились. Мат: улица перегорожена подбитой машиной, которую бросил патруль.

– Бегство тараканов, – прокомментировал патлатый. – Белые уже в Сарабузе.

Сколько времени они выслеживали «рено»? Если это было последнее известие, которое они получили, то белые уже час как в Сарабузе.

– Вертолетики? – спросил Резун. – Пятьдесят «Дроздов», да? Жалко бросать, уплочено… Он что, ваш?

– Заткнись, – бросил «самаритянин».

Бритый спустился со второго этажа.

– Пробились, – сказал он. – Уходим.

Когда рокот моторов стих, они выбрались обратно на улицу, спустились в подземный переход, бритый поднял крышку люка.

– Я первый, вы за мной, ты, Лева, замыкаешь. – Патлатый сел на край колодца и взялся за скобы лестницы.

– Я туда не пойду, – пробормотал Верещагин. – Там темно.

– У меня фонарик есть.

– Нет! – Крымец рванулся в сторону с силой, какой в нем Резун и не предполагал. Правда, силы все равно не хватило на большее, чем протащить Резуна три шага и упасть.

– Не хочу в подвал! Уйди, уйди, сволочь, что тебе еще нужно, зачем ты их всех убил? Я же человек, дай и мне подохнуть по-человечески!

– Выруби его! – приказал патлатый.

Резун сжал кулак. Один точный тычок – и беляк затих.

– А теперь бери его на загривок – и вниз.

Владимир понял, что лучше не спорить.

Может быть, они и были «совсем рядом» от места – если ехать на «фольксвагене». Но путь по подземным коммуникациям Симферополя длился бесконечно. У Владимира трещала спина, нестерпимо болело плечо и адским пламенем горело раненое бедро. Когда он попросил отдыха, бритый спокойно поинтересовался у своего командира, можно ли застрелить пленного и отрезать ему руку, а Верещагина он и сам понесет. Патлатый сказал, что пока не надо, Владимир прикусил язык.

Они выбрались из люка в каком-то подземном гараже и поднялись в лифте на третий этаж большого, стилизованного под викторианский стиль, особняка. Резун понял, что его мучения – физические, по крайней мере, – кончились. Он сгрузил крымца возле двери, на которой висела скромная табличка: Embassy of Israel.

– Шма Исраэль, – провозгласил очнувшийся белогвардеец. – Адонай элохейну, адонай эхад…

– Произношение ни к черту, – прокомментировал длинноволосый.

Дверь открыла грандиозная женщина. Если андерсеновская Атаманша существовала, то выглядела она именно так.

– Ма, у нас все в порядке, – сказал патлатый.

– Да? Я очень рада. Тебе погулять захотелось? Поиграть в Тимура и его команду? Так сказал бы мне, я бы тебе устроила помыть полы!

– Ма, не надо…

– Давай, иди к Исааку, он тебе оторвет голову. Потом иди ко мне, переоденешься в сухое. Это что такое?

– Это я тебе халтурку принес, – патлатый нервно хихикнул. – Лева, найди что-нибудь открыть наручники.

– Есть, – сказал бритый Лева.

– Кто вы такой? – спросила женщина у Владимира.

– А что, не видно? – огрызнулся тот. – Капитан Советской армии.

– Сема!

– ГРУшник он, ма… – Сема снимал с себя мокрые ботинки. – Все это надо в мусоропровод. Нет, лучше в печку.

– Ты с ума сошел?

– Ма, нам нечем было открыть наручники. А так – сто лет он нам нужен.

– Он мне н-нужен, – клацая зубами, пробормотал Верещагин.

– Очень мило. А вы кто такой?

– К-капитан «ф-форсиз», – Верещагина трясло крупной дрожью. Владимир только сейчас заметил, как он сам продрог до костей и как его колотит. Беляк сполз по стене, сел на пол. За его спиной по кремовой краске протянулся мокрый розоватый след.

– У в-вас й-есть душ? – безжизненным голосом спросил капитан. – С-согреться…

– Какой тебе душ? – возмутилась женщина. – Ты хочешь сепсис?