Операция «Носорог» - [28]
После этого развязали детеныша. Четверо сидели на нем, пока ему развязывали ноги, потом бросились врассыпную. Детеныш вскочил на ноги и кинулся на людей, которые поспешно выбирались из стойла, но тут он услышал и почуял и увидел свою мать через щели между бревнами. Подбежал, уткнулся мордой в жерди и заскулил. И мать добрела до жердей, уткнулась в них мордой с другой стороны и поскулила в ответ, успокаивая его. Наконец-то дурман совсем оставил ее, и они стояли нос к носу, разделенные жердями, и поскуливали. Люди отправились спать, сильно беспокоясь из-за ссадин и ушибов носорожихи, но утешая себя тем, что ей вроде бы уже получше. Всю ночь самка и детеныш перекликались друг с другом.
Беременная самка неплохо поела и как следует напилась, однако вела себя очень апатично. Стоит себе на месте, свесив голову, иногда приляжет. Она не реагировала ни на соседа, ни на людей, которые подходили к загону, озабоченные ее состоянием; все стояла, уткнувшись мордой в жерди, и окликала детеныша. На третий день, в восемь часов вечера, у нее произошли преждевременные роды.
Один из следопытов прибежал с этой новостью к палатке старины Нормана, и Норман поспешил к загону и увидел все сам.
Она стояла, свесив голову, уткнувшись мордой в жерди соседнего отсека, где был ее детеныш, и стонала; по массивным задним ногам на землю стекала густая ярко-красная кровь, смешиваясь с пылью и образуя широкую лужу. Посреди этой кровавой лужи лежал плод — черный, блестящий, мягкий, вполне сформировавшийся маленький самец, сорок пять сантиметров в длину, тридцать сантиметров в высоту. Крохотные глазки были закрыты, под шелковистой кожей чуть проступали ребрышки, на ножках светились по три прозрачных копытца; влажные мягкие ушки плотно прилегали к голове, и бархатные складки бороздили блестящую, желтовато-черную в свете фонарей кожу с кровяными потеками. Он был мертв. А полувзрослый детеныш в соседнем стойле стоял, уткнувшись мордой в жерди, поближе к материнским ноздрям.
Старина Норман был бессилен что-либо сделать. Попробовал было тихонько спуститься в отсек за спиной носорожихи, чтобы осмотреть ее и выяснить, можно ли ей как-нибудь помочь или хотя бы удалить мертвый плод из загона, но она услышала его, когда он был на полпути, и развернулась, шатаясь — несчастная, окровавленная, разъяренная, — и пришлось Норману поспешно карабкаться наверх. Она не собиралась пускать его в отсек, не говоря уже о том, чтобы позволить ему вытащить плод. Прогнав старину Нормана, носорожиха постояла, сердито озираясь, потом вяло опустила голову, обнюхала лежащий на земле плод, тяжело развернулась в кровавой луже, снова уткнулась мордой в жерди, отделяющие ее от детеныша, и поскулила, и он заскулил в ответ.
Старина Норман был бессилен что-либо сделать. Разве что усыпить носорожиху шприцем на несколько часов, но он опасался, что шок может ее убить. Норман связался по радио с Солсбери и попросил прислать ветеринарного врача, хотя и понимал, что тот не скоро доберется до Мусусумойи. Ни Норман, ни кто-либо другой не могли тут ничего поделать. Он взял фонарь и опять забрался на верх ограды, решив дежурить всю ночь.
Носорожиха стояла, уткнувшись мордой в жерди, и перекликалась с детенышем, и кровь сбегала ручьем по ее толстым ногам в желтом свете фонаря. Крови натекло много, чуть не вся земля в отсеке превратилась в кровавое месиво. Около полуночи она свалилась. Закачалась, обмякла и повалилась на бок в собственную кровь, не отнимая морды от жердей, и так и осталась лежать, постанывая и окликая детеныша. Она истекала кровью. Старина Норман ничем не мог ей помочь. Она лежала, умирая, и окликала детеныша через жерди, и детеныш тоже лег в своем отсеке, чтобы быть поближе к матери, и поскуливал в ответ. Он слышал запах ее крови. Так они пролежали всю ночь, и кровотечение не прекращалось. Носорожиха умерла до рассвета, и в свете Норманового фонаря ее стойло выглядело сплошным кровавым болотом, и, когда она перестала дышать, детеныш заскулил сильнее прежнего, он распластался на земле, прижимаясь мордой к жердям, и громко плакал.
Как только рассвело, старина Норман подогнал к загону «лендровер», обвязал веревками мертвую самку и плод и вытащил их из отсека. При этом детеныш разволновался, забегал взад-вперед в своем отсеке. Норман велел рабочим взять лопаты и очистить отсек от кровавой грязи. Оттащив труп в буш за три километра, чтобы детеныш не слышал запаха, он произвел вскрытие носорожихи. У нее были сильные внутренние повреждения от падения со скалы. Потом Норман развел большой костер и сжег останки.
Рабочие хотели съесть мясо, но он не разрешил.
Они провели в Мусусумойе два месяца, отловили семнадцать носорогов и перевезли их в Гона-ре-Жоу. В районе Умфурудзи оставалось еще четыре, может быть, шесть носорогов, но они совсем не подпускали к себе людей, пробегали в день по пятьдесят-шестьдесят километров, уходя от преследования. Тогда ловцы перебазировались к реке Руйе, в земли вождя Масосо, с тем, чтобы позднее вернуться в Мусусумойю. Оттуда они должны были отправиться в Гокве.
Часть третья
