Операция «Хаос» - [35]

— Пойдемте.

Он поцеловал ей руку. Она попрощалась таким нежным, таким дрожащим голоском, словно влюбленная в первый раз школьница.

У Маледикто был фонарик, который бросал на дорогу маленькую прыгающую лужицу света, выхватывая из сгущающейся перед нами темноты то камни, то кусты полыни. Лунное зарево над восточным кряжем разгоралось все ярче. Я чувствовал, как звенят мои натянутые нервы. Какое-то время мы наискось поднимались по склону. Тишину нарушало лишь поскрипывание наших туфель.

— Вы не побеспокоились взять с собой светильник, сэр, — сказал наконец Маледикто.

Я хмыкнул. С какой стати говорить ему о колдовском зрении? Я также ничего не сказал ему о том, что я волк-оборотень, которому, чтобы переменить обличье, не всегда нужно использовать фонарик.

— Итак, вам придется взять мой, — продолжал он, — в противном случае обратный путь может оказаться чрезвычайно опасным.

Я знал это. Обычный человек был бы подобен слепому на этой тропе — даже при ярком лунном свете. Тропа почти стерлась, разглядеть ее было трудно, и все вокруг сделалось искривленным и заполнилось тенями. Если человек потеряет голову, он будет бродить, сбившись с пути, до самого рассвета или скорее всего свалится в пропасть и разобьет себе череп.

— Я зайду за ним завтра вечером, — Маледикто удовлетворенно вздохнул. — Ах, сэр, ваше прибытие сюда — это такое редкое счастье! Новобрачные так переполнены любовью, а Сибелита томилась, пылая, столь же долго, как и Амарис.

— Ваша сестра? — спросил я.

— Да. Не хотите ли, если вас не затруднит, встретиться с ней этой ночной порой?

— Нет.

Снова воцарилась тишина. Мы спустились в окруженное утесами ущелье. Там было темно, как в утробе. Я уже не видел ничего, кроме тусклого отблеска воды и лунного сияния наверху. В свете холодных и очень далеких звезд я рассмотрел утесы, что возвышались надо мной. Утесы походили на клыки. Казалось, что мы с Маледикто — последние люди на земле, оставшиеся в живых.

Он остановился. Его фонарик вдруг потух.

— Доброй ночи, синьор Матучек! — крикнул он и звонко расхохотался. В его очаровательном смехе звучала злобная радость.

— Что? — Сбитый с толку, я заморгал, всматриваясь в мрак. Тьма сомкнулась вокруг меня. — Что вы имеете в виду, черт побери? Мы еще не дошли до замка!

— Согласен. Отправляйтесь туда, если вы того хотите… и если сможете.

Я услышал, как он отправился по тропинке обратно. Камешки под его ногами уже не хрустели. Шаги были мягкие, быстрые, словно прыжки зверя. Он направлялся к нашему дому.

Мгновение я стоял, словно вылитая из свинца статуя. Я слышал малейшее движение воздуха, шорох полыни. Слышал океан. Затем грохот сердца заглушил все другие звуки.

— Джинни!!! — завизжал я и кинулся вслед за ним. Ноги соскользнули со скалы, я упал, разбив до крови руки. Шатаясь, поднялся. Отвесные утесы и обрывы швырнули обратно мои проклятья. Спотыкаясь, я спустился вниз по откосу, продираясь сквозь кустарники и кактусы. Потом споткнулся обо что-то. Снова упал. На этот раз я ударился головой о булыжник. Удар не был серьезным, но боль пронзила все тело, в глазах взорвались огни, и минуты две-три я лежал без сознания.

ГЛАВА 15

И тогда я почувствовал в ночи чье-то присутствие. Сквозь безнадежность одиночества, что струилась отовсюду и захлестывала мою душу, я различал натянутую струной надежду.

Мой пристальный взгляд скользнул по переходящему в пропасть откосу. За пропастью тускло мерцало море. Рассудок мой большей частью вернулся. Маледикто искусно убрал меня со сцены. Вероятно, и убил бы, не будь моей тренировки, не принадлежи я к особой разновидности homo sapiens. На это он не рассчитывал. У меня было в запасе чуть больше, чем он догадывался. Например, колдовское зрение.

Я пробормотал формулу и почувствовал, как сетчатка глаз изменилась. Теперь я мог видеть на мили. Разумеется, то, что я видел, было нечетким, расплывшимся. Человеческий глаз не может должным образом сфокусироваться в лучах инфракрасного света. Но я начал узнавать местность, затем приблизительно определил путь и помчался к дому.

Было жутко. Я бежал слишком медленно, а Маледикто передвигался с недоступной для человека скоростью.

Над холмами поднималась луна. Было почти полнолуние. Изменение произошло раньше, чем я осознал, что хочу этого. Я не стал останавливаться, чтобы раздеться, — на ходу сорвал с себя одежду и понес ее в пасти. Побывавшая в волчьих челюстях, она тут же превратилась в лохмотья. Остались лишь шорты. Впрочем, в тот момент я об этом не задумывался.

Глаза волка не позволяли видеть далеко. Но обоняние вело меня по собственному следу на утоптанной траве.

Вдруг до меня долетела мысль врага. Мысль более ужасная, чем любая боль:

«Успех в моих руках. С третьей попытки… Оба. Он погибнет, а она будет совращена. Раскаяние сломит ее… Угроза, которая назревала в них, как в грозовой туче, отведена… Наконец-то безопасность…»

Маледикто не смог бы так воздействовать на нее сам — во всяком случае, не так сильно… Не мог сломить ее любовь, гордость, порядочность… Нет, мою девочку вынудил так действовать сам Искуситель…

Я не знал, какое задумано зло. Но мгновенной вспышкой я увидел ее наедине с Маледикто — и это сожгло все остальное: боль, слабость, здравый смысл, даже память о глумящемся наблюдателе. Я взревел от ярости и отчаяния и рванулся вперед.