Операция «Фараон», или Тайна египетской статуэтки - [116]

Нагиб эк-Касар теперь трудился над значками, а барон, в чьем городском дворце происходила работа, не спускал глаз с письменного стола, заваленного книгами, папками и документами.

С помощью химического карандаша проявив надписи, частично стертые и местами вовсе не различимые, Нагиб пытался перенести их на бумагу. Сомнения, возникшие по поводу того, действительно ли речь идет о фрагменте базальтовой плиты из Рашида — а Нагиб долго не хотел верить в успех Омара, — развеялись, как только были расшифрованы первые две строки, а в третьей Нагиб заметил имя Имхотепа.

После отъезда Омара Нагиб не терял времени. Работая в архиве музея, он сделал два немаловажных открытия.

Во-первых, он обнаружил переписку парижского Лувра с Берлинским Музеем, в которой речь также шла о плите. В процессе переписки произошел обмен фрагментами, так что в берлинском архиве теперь был текст с левого нижнего края плиты.

Во-вторых, в одной из специальных британских газет он нашел статью под заголовком «Некоторые неопубликованные текстовые фрагменты, найденные в Рашиде», подписанную неким Кристофером Шелли.

Один из фрагментов, который обычно не вызывал интереса из-за небольшого размера, показался Нагибу похожим на текст все с той же плиты. Он начинался типичной для Древнего Египта формой приветствия «О, Вы» и напомнил Нагибу начало фрагмента Мустафы Ага Айата, продолжавшегося словами «высокие боги». Не нужно было обладать особыми способностями, чтобы сопоставить два фрагмента, составив единый текст: «О, Вы, высокие боги, полные ликования и полные счастья, в вечности пребывающие».

Особенно ценных сведений текст не содержал, по крайней мере указания на местоположение гробницы Имхотепа и ее таинственное содержимое отсутствовали.

Фон Ностиц выкуривал одну сигару за другой и постоянно снабжал Нагиба кофе и коньяком.

— Я вас отсюда не выпущу, пока текст не будет переведен! — заметил он, стукнув кулаком по столу.

Нагиб пробормотал нечто, так что могло показаться — избыток алкоголя поколебал чистоту его сознания. Но, напротив, Нагиб был трезв как стеклышко, он чувствовал близость к открытию, и никакой силой его было не оттащить от стола.

Поздно ночью — облака дыма заполнили комнату, а бутылка опустела — Нагиб положил на стол карандаш, значительно откашлялся, будто собираясь сделать ясным голосом какое-то важное заявление, и сказал: «Готово!»

Фон Ностиц, некоторое время назад опустившийся в кресло и поломавший дрожащими пальцами уже некоторое количество сигар, вскочил и поспешил, насколько это позволяла его поврежденная левая нога, к столу, на котором были разложены пять листков.

— Ну, читайте же, Нагиб! Читайте!

Тот наслаждался моментом триумфа с видимым безразличием посвященного. Но спокойствие это было наигранным. На самом деле кровь прилила ему к голове, и ему огромных усилий стоило заставить свои руки не дрожать.

— Умоляю, говорите же, наконец! — повторил барон, и голос его действительно приобрел оттенок мольбы, чего с этим человеком еще не случалось. — Я не останусь в долгу, — продолжал он. — Если нас ожидает успех, вы будете иметь право на исполнение одного желания, Нагиб. Я привык держать слово!

Обещание, произнесенное бароном, не было пустыми словами. Не было сомнений в том, что фон Ностиц исполнит обещание, а также в том, что он не станет ограничивать объем и масштаб желаемого. На мгновение Нагиба увлекла эта мысль, затем же он вновь обратился к письменам, лежащим перед ним. Он сдвинул их вместе, как головоломку, так что образовался квадрат, и начал медленно читать, указывая пальцем на каждое читаемое слово:

На некоторое время воцарилась тишина, оба находились под впечатлением текста тысячелетней давности. Первым заговорил Нагиб:

— Барон, думаю, вы заметили…

— Что?

— Текст плиты до сих пор неполон. — Он указал на правый нижний угол. — Здесь, в этом месте, не хватает трех строк. Будто колдовство какое-то, но мне кажется, что именно они содержат важнейшее указание.

— Хорошо, хорошо, начнем с положительного. Допустим, плита настоящая и мы не попались на удочку каких-нибудь мошенников.

— Об этом мы уже говорили достаточно, — прервал барона Нагиб. — Фрагменты исследовали величайшие археологи, так что если вы не доверяете моему мнению, то уж в их компетентности можете не сомневаться, господин барон.

— Я не хотел обидеть вас, Нагиб, я только высказываю свои мысли. Из текста следует, если я его правильно понял, что существует гробница Имхотепа и в ней сосредоточены, по свидетельству людей, видевших ее три тысячи лет назад, сокровища и знания, утерянные уже в момент ее повторного открытия и, по мнению священнослужителей, настолько важные, что с их помощью можно править миром. Бог мой! — Фон Ностиц глубоко вздохнул.

— Вы совершенно правы, — ответил Нагиб. — И даже этой информации хватит для того, чтобы лишить человека дара речи. Но быть так близко к цели и не иметь последнего фрагмента, к тому же самого важного! От этого можно сойти с ума!

Фон Ностиц посмотрел на пустое место в правом нижнем углу, сравнил его с фрагментом, присланным Омаром, покачал головой и произнес:

— Эти три строчки могут быть частью как берлинского фрагмента, так и фрагмента Хартфилда…