Операция «Экзосет» - [10]

— Трудно иметь дело с доньей Еленой де Монтерой? О нет! Не всегда. Только в большинстве случаев.

— Ладно, отправляйся! — Она собрала выпавшие бумаги, сложила их обратно в бумажник и протянула ему. — У меня еще много дел.

Он улыбнулся, шагнул к двери, но остановился. Когда он обернулся, улыбки уже не было. Он смотрел на нее серьезно и даже чуть-чуть печально. Габриель подумала, что он какой-то беззащитный в своей черной рубашке с расстегнутым воротом и в старенькой кожаной куртке.

— Ты в самом деле выглядишь роскошно, — сказала она.

— Я полжизни провел в воздухе, но ничего там не нашел.

— Теперь у тебя есть я.

— Да, и вот что я хочу тебе сказать… — Рауль опустился на одно колено рядом с ванной. — Как ты думаешь, не согласилась бы ты выйти замуж за одного немолодого летчика, который считает, что стал слишком стар, чтобы летать, и поэтому отличается несносным характером?

В ее глазах появились слезы. Она поцеловала его, потом оттолкнула от себя.

— Ну иди же! Отправляйся!

— Иду. — Монтера достал из бумажника фотографию. — Оставь ее у себя.

Дверь за ним закрылась. Габриель осталась одна. Из ее глаз катились слезы. Она думала о Фергюсоне и желала, чтобы он умер.

* * *

Фергюсон сидел за столом у себя в квартире на Кавендиш-сквер вместе с Фоксом, когда дверь распахнулась и в комнату ворвался Вильерс, оттолкнув в сторону Кима, прежде чем тот успел доложить о нем.

— А, Тони, дорогой мой, ты, кажется, чем-то возбужден? — добродушно спросил Фергюсон.

— Что происходит между Габриель и этим аргентинцем Монтерой? — выпалил Вильерс. — Я следил за ним вчера вечером, так что не пытайтесь ничего отрицать. Она что, работает на вас?

— А это не твое дело, Тони, — ответил Фергюсон так же добродушно. — Да и она тоже теперь не твоя.

Вильерс закурил и подошел к окну.

— Ладно, я понял. Но могу я хотя бы поинтересоваться? В прошлый раз, когда она делала для вас работу в Берлине, ее чуть не утопили в канале.

— Но ведь не утопили же, — возразил Фергюсон. — А все потому, что ты, мой дорогой Тони, появился вовремя, как всегда. Но с Монтерой — это так, мелочи. Она просто постарается достать кое-какую полезную информацию о положении в районе Фолклендов, вот и все.

— Каким образом, уложив его с собой в постель?

— Тебя это не касается, Тони. Тебе и без того есть о чем побеспокоиться. Я для тебя припас более важную новость.

Гарри Фокс протянул ему через стол телеграмму.

— Они отзывают вас из отпуска, Тони. Вы должны немедленно явиться в Герефорд.

В Бредбери-Лайнз, под Герефордом, находился штаб двадцать второго полка специальной воздушной службы.

— Но почему, черт возьми?

Фергюсон вздохнул и снял очки.

— Очень просто, Тони. Я полагаю, что ты отправишься на войну гораздо раньше, чем ты думаешь.

* * *

В своей квартире на Белгрейв-сквер Рауль Монтера сжимал в руке телефонную трубку, с ужасом слушая то, что говорил ему посол.

— Самолет на Париж отправляется через два часа. Необходимо, чтобы вы успели на него, Рауль. Рейс «Эр Франс» на Буэнос-Айрес отправляется в десять тридцать сегодня вечером. Вы нужны дома, друг мой. Я сейчас вышлю за вами машину.

Мальвины! Вот что это такое! Все вдруг стало на свои места. Но оставалась еще Габриель! Что делать с ней? «Судьба послала мне такое счастье, — думал он. — Возможно, это единственный мой шанс. И вот вмешался дьявол, чтобы все испортить!»

Он быстро собрался, побросав в сумку самое необходимое. Едва он успел закончить, в дверь позвонили. На пороге стоял шофер. Монтера схватил сумку и вышел. Он был все в тех же джинсах и старой кожаной куртке.

— В Хитроу, полковник, — объявил шофер, когда Монтера сел на переднее сиденье рядом с ним.

— Да, только поедем через Кенсингтон Палас Гарденз. И побыстрее. У нас не так уж много времени.

Габриель сидела перед зеркалом в своем старом халате, когда зазвенел звонок входной двери. Она подняла трубку домофона.

— Это я, Рауль. Открой скорее, пожалуйста.

Она приоткрыла дверь и ждала с каким-то нехорошим предчувствием. Внизу хлопнула дверь лифта. Через несколько мгновений появился Монтера. Его лицо было искажено подлинным страданием.

— У меня есть только две минуты. Мне нужно успеть на самолет в Париж. Меня отзывают в Буэнос-Айрес.

— Но почему? — воскликнула она.

— Какое это имеет значение? — Он впился ей в губы неистовым поцелуем, изливая переполнявшие его гнев и страсть. — Вот и все. Больше у нас ни на что нет времени. Чертова жизнь!

Он ушел. Снова хлопнула дверь лифта. Оцепенев, Габриель стояла там, где он ее оставил, потом побежала в спальню одеваться.

* * *

В Хитроу Монтера уже готовился пройти паспортный контроль, как вдруг услышал, как кто-то ясным высоким голосом выкрикнул его имя. Он обернулся. Она бежала к нему сквозь толпу, ее волосы растрепались, лицо было бледным.

Монтера обнял ее.

— Ты прелесть!

— Да что ты! Мне даже некогда было причесаться, и косметики никакой. Надела на себя первое, что под руку попалось.

— Все равно, ты — прелесть. Теперь я знаю, что значит быть счастливым. Спасибо тебе за это.

— Рауль, я люблю тебя. Я так тебя люблю!

Он улыбнулся.

— У нас есть поговорка: «Любовь — это дар, который надо вернуть вдвойне». Ты взвалила на мои плечи огромный груз, но это — прекрасный груз.