Операция «Булгаков» - [90]
Можно привести и расписку.
Использовать Варенуху можно следующим образом – его подсаживают в камеру к особо твердокаменным политзекам, которых не сломили ни уговоры пожертвовать собой ради партии, ни «выстойка», ни побои, и только под угрозой лишения крови подследственные начинают признаваться в приписываемых им злодеяниях. Интересное развитие темы, не находишь?..
– Не нахожу! – огрызнулся Стас. – Интересно, какую роль ты выбрал своим предкам?
Я вздохнул.
– Мои предки не имели к Михаилу Афанасьевичу никакого отношения. Они строили, воевали, умирали от инфарктов, чего и мне желали. Что касается Варенухи, выбор за тобой. Лично я займусь уже наработанным материалом, касающимся господина Клепкова и бизнесвумен Пряхинцевой. О них тоже можно рассказать много интересного.
– А то! – усмехнулся Погребельский. – Одна Гелла Афродитовна чего стоит!
Я осторожно и, чтобы не спугнуть, поинтересовался.
– А кто у нас Гелла Афродитовна?
Стас снял очки, протер стекла, потом сухо ответил:
– Дальняя родственница той дамочки, которая служила при Воланде. Ну, та, что с перерезанным горлом неглиже встречала посетителей. Та еще штучка. Водку хлещет стаканами.
– Кто, дамочка?
– Нет, ее родственница. Внучатая племянница, кажется.
– Откуда ты все знаешь?
– Ты сочиняешь и я сочиняю, – огрызнулся Погребельский и надел очки. – В узких кругах широкой общественности Геллу Афродитовну еще называют Кровавая Мэри. Теперь живет с Киселёровым.
– Кстати, кто такой Киселёров?
– Ну, этот, предводитель фантастов. Тебе имя Алоизий Могарыч ничего не говорит? Кстати, до сих пор не могу понять, Могарыч – это отчество или фамилия? Растолкуй, если ты знаток Булгакова.
Я признался, что сам до сих пор не могу разобраться.
– Вот видишь! А то Варенуха, Варенуха!.. Иван Савельевич был скромный театральный администратор. Алоизий Могарыч – вот кто жук! Это он сменил Римского на посту финансового директора Варьете, когда тот, понаблюдав за выступлением Воланда и его банды, сбежал в Ленинград.
Стас многозначительно покрутил указательным пальцем у виска и добавил:
– Не имея квартиры в исключительно перенаселенной Москве, Алоизий сумел за несколько недель обзавестись приличным двухкомнатным уголком. Но его внучатый родственник Степка Киселёров сумел переплюнуть самого Алоизия.
Глаза у Погребельского загорелись.
– Когда разрешили открывать индивидуальные предприятия, Степка купил несколько «газелей», перекрасил их в машины скорой помощи и организовал службу экспресс-такси. Ну, сверхсрочная доставка пассажиров, невзирая ни на какие дорожные знаки или разметку. Кому в те годы пришло бы в голову остановить скорую, несущуюся по разделительной полосе в аэропорт.
Стас не без удовлетворения заключил:
– Бизнес пошел на все сто! А сгорел по-глупому. От жадности. Решил пару легковушек под служебные машины ДПС переоборудовать – с мигалками, сиреной. Одну из таких машин на посту тормознули. Ну и началось! Ментам о-о-очень не понравилась такая конкуренция. Степа сразу сбросил бизнес и деранул в Штаты. Отжился там два года и вернулся, полный новыми идеями и замыслами.
Теперь Киселёров на Булгакова зубы точит. Архивчик собирает. Мечтает создать общество его почитателей – взнос миллион рублей. Меня зовет. Планов у него громадье! Проект многоплановый!.. Прежде всего, арт-кафе «Булгаков», и чтобы все как в романе – казино, танцы до упаду, официантки в цилиндрах и во фраках на голое тело. Вальпургиевы ночи с жестким стриптизом, отрезание голов и всякие прочие пакости. За разумную цену, конечно. Круто, как считаешь? Платишь по прейскуранту, и тебе тут же отрезают голову. Или отправляют в ванну к голой гражданке…
Я мрачно посмотрел на Стаса.
– Убедительно сочиняешь, господин Погребельский. Слишком убедительно. Ладно, я пошел. Учти, выбор за тобой.
К сожалению, как ни крутись, мне тоже предстоял выбор.
Возвращаясь домой, глядя на россыпь мерцающих за окном электрички огоньков, я прикидывал – может, действительно стоит с головой бултыхнуться в омут, к которому подвели меня «могикане»?
Прыгнуть с четырнадцатого этажа.
Нырнуть в неизвестность?
Перестроиться…
Сам по себе сюжет, разработанный в компании с Погребельским, не вызывал у меня отторжения.
Обычный литературный заказ.
Смущала только подоплека, на которую прозрачно намекал Жоржевич, насчет обиженных автором Поплавского и Босого. Намека была настолько прозрачна, что ее нельзя было проигнорировать. Не тех Михаил Афанасьевич обличал, не тех наказывал.
Опять все по новой переписывать?
В памяти против воли всплыло маленькое личико Рылеева, кругленькие очки, пытливо-доброжелательный, с хитринкой взгляд… Припомнились его упреки, что «я занимаюсь ерундистикой», «пытаюсь словчить», «увиливаю от ответственности».
«…тебе не кажется, что ты не доработал с Булгаковым? Тогда объясни, почему именно в сентябре 1938 года мхатчики прибежали к Булгакову с просьбой дать современную пьесу и спасти театр? Письмо Аркадьеву было написано в марте 1936 года? Неужели ни Станиславский, ни Немирович-Данченко не были извещены о предложении опального драматурга. Почему они так долго молчали?..»
