Операция «Аурум» - [16]

Полковник смущенно хмыкнул: действительно, пожалуй, так было бы гораздо лучше.

— Рахимова я в Самарканд отправляю, товарищ генерал.

— Хорошо. Может быть, там пора брать Мансурова?

— Рановато. Нам «третьего», «третьего», самого главного преступника надо накрыть.

— У меня, — генерал басовито кашлянул, — у меня тоже ведь начальство имеется. Интересуется, каковы успехи. А что можем выложить?

— Пускай высокое начальство потерпит. Не в городки играем.

— Тебе хорошо философствовать. А с меня требуют максимальную раскрываемость совершенных преступлений, чтобы злоумышленники знали: наказание неотвратимо...

— Прямо как в учебниках уголовного права и криминалистики! — развел руками Махмудов.

— Возражаешь?

— Что вы, товарищ генерал!.. Я — «за»! И кое-что ведь уже сделано: Камалов раскрылся. Поймаем и остальных...

— Камалов, как я понял, патологический трус. Во время очных ставок со своими сообщниками, которых он смертельно страшится, он может и отказаться от данных им показаний. Скорее всего так и будет, учтите это.

— Все возможно. И все же основа есть.

— Ну, тогда добро, действуйте, Фарид Абдурахманович.

Спустя час тот самый молоденький лейтенант, который приходил в дом Камалова сообщить об отъезде Мансурова в Самарканд, прибыл к Махмудову с докладом.

— Ну, что скажете хорошенького, лейтенант Пименов?

Лейтенант сообщил о новых данных, полученных о прошлом Мансурова, которые не отражены в его личном деле: в прошлом еще и аферист. По предварительному сговору с одним юнцом, родители которого уехали в отпуск, с помощью четырех балбесистых маменькиных сынков, превратившихся в уличных шалопаев, имитировал ограбление квартиры юнца-сообщника. То есть, шалопаи полагали, что взаправду «берут» квартиру, но на самом деле новоявленные «домушники» сами стали жертвами своего главаря. Из квартиры юнца, фамилия которого Фирсов, было изъято много хрусталя, отрезы, импортный магнитофон и другие ценные вещи. Все это отнесли на квартиру Мансурова, затем обмыли «успех». Но через дня два к одному из участников «ограбления» явился «смертельно напуганный» Мансуров и сообщил, что его «замели». «Ну, а в милиции, сам понимаешь, мастера развязывать языки, пришлось мне и тебя с твоими «керями» назвать. Спасибо хоть следователь понятливый попался, сказал: «Не хочется жизнь пацанам портить. Я тебя пока отпущу, Мансуров. Все равно ты от нас никуда не денешься. А не хотите сидеть, так топай к своим соплякам и скажи: пусть предкам своим во всем покаются и приготовят по две «косых» с носа. Уловил? По две тысячи с каждого. С тебя, Мансуров, тоже».

И родители поверили этой гнусной клевете на следователя. Кому хочется, чтобы любимое чадо угодило за решетку? Кто побежал в сберкассу за денежками, кто по знакомым — одолжиться. В итоге мошенники получили восемь тысяч рублей, из них Фирсову Мансуров «кинул» только одну тысячу. И еще посмеялся, мол, остальной «приварок» он вручает своему юному «корешу» в виде вещей, которые из его квартиры временно забрали.

Махмудов, хмурясь, выслушал сообщение. Вот ведь как! Милиционеры, розыскники ночей не спят, жизнями рискуют. А находятся негодяи... Но главное — родители хороши! Поверить такой грязной клевете! Глаза им, что ли, с перепугу застило?

Вернувшись домой, Махмудов прилег на диван, закрыл глаза — он любил иной раз так полежать, подумать, сосредоточиться.

Васюков у Максимовны вел себя как добрый родственник. Возился в садике, подправлял покосившийся заборчик, отделяющий домик «родственницы» от владений Камалова.

— Парфенова предупредили, чтобы насчет меня не распространялся? — спросил Васюков хозяйку. — Он ведь видел меня, когда был понятым.

— Передала твою просьбу, Дима. — Максимовна, одинокая пожилая женщина, сразу как-то привязалась к славному парню. — Игнат Фомич — человек правильный. Ежели бы все такие, как он, были, мы бы давно коммунизм построили.

— Тогда всё в порядке, — согласился Васюков.

Разговор далее продолжался за чайным столом.

— Что же это Камалов в одиночестве живет, а, Максимовна?

— Жена померла, детей у них не было. А жена у него хорошая была, терпела от него всякое, а главное — жадный больно.

— Давно вдовец?

— Давно. Нестарый еще мужик, мог бы семейством обзавестись, ан не желает.

— Жену помнит?

— Эх, куда хватил! От жадности не женится. И о чем думает, дуролом?.. Дом — загляденье, вещей всяких пропасть. Неужто полагает с собой в могилу все унесть?

— Ну, до могилы ему еще далеко.

— Приходила тут к нему одна, Валей зовут. Только это не его, а Хакима подружка. И чего она такого нашла в Мансурове, вот уж я в толк никак не возьму.

— Зачем же она сюда приходила?

— Да вроде как в гости. Симпатичная девушка, только больно накрашена, и наряды глаза режут.

— Модница?

— Модницы они разные бывают. Я ей сказала: и чего ты с этим, своим валандаешься?.. А она меня как шуганет. А потом села на крыльцо и давай реветь. Вот такая любовь.

После чая Васюков сказал:

— Я, Максимовна, чуток вздремну, а вы присматривайте за соседским домом. Если кто появится — будите. Мне еще ночью дежурить.

— Понятное дело, — ответила женщина. — Ты спи, не сомневайся. У меня самой сын в Брянске, в ГАИ работает. Так, что я, считай, свой человек-то.