Операция «Адмиралъ» . Оборотни в эполетах - [29]

* * *

12 января 1919 г, (Омск). В полдень совещание по вопросу о верховном командовании. Совещание в наших глазах является лучшим способом провалить вопрос, но русские любят устраивать совещания. Была созвана уйма народа: Степанов (будущий военный министр), Сурин, возвращавшийся без всякого удовольствия к обязанностям заместителя министра; Лебедев, начальник главного штаба на фронте; Марковский, начальник главного штаба в тылу, адмиралы Смирнов, Сукин, Стефаник и Павлу, Нокс с Родзянко, наконец, представитель Франции и один или два офицера миссии. Верховные комиссары не явились. Меня избрали председателем. Я, прежде всего, счел необходимым овладеть положением. Все эти недоразумения начинают меня утомлять. Я один веду борьбу за парижское решение. Нокс оказывает мне чисто формальную поддержку, так как обязанности, касающиеся его, не вызывают протеста, и я сомневаюсь, чтобы он особенно горячо желал укрепления моего авторитета. Реньо делает все от него зависящее, но он не знает русского языка, и я должен был потому посадить Пешкова рядом с ним. Открывая собрание, я попросил разрешения сказать несколько слов, чтобы изложить, как говорят здесь, «мою точку зрения». Я сказал следующее:

«Когда Александр I послал в Сибирь Сперанского, когда Николай I послал туда же Муравьева, который получил прозвище Амурского, ни тот, ни другой не имели в виду доставить удовольствие своим посланцам. Я меньше всего хочу сравнивать себя с этими замечательными людьми, но, во всяком случае, мои впечатления и состязания моего духа по прибытии сюда абсолютно сходны с тем, что испытывали и они. Я безо всякого удовольствия выполняю приказ, который был мне отдан. Миссия, мне порученная, выполняется мною с тем меньшим удовольствием, что мне с самого же начала приходится заняться моим личным положением. Несмотря на это, я могу с твердостью сказать, что я являюсь лицом, абсолютно незаинтересованным, так как русские, для которых я должен работать, лично для меня абсолютно ничего не могут сделать. Возлагаемая на меня задача будет служить источником всевозможных неприятностей и не дает мне права рассчитывать на какое-нибудь благорасположение. Кто знает меня по моей прежней работе в России, тот засвидетельствует, что я оказал этой стране больше услуг, чем многие из ее соотечественников. Изучив историю русского народа, я знаю, как он относится к чужеземцам, которые ему служат. Когда я был в Николаевской военной академии, то имел возможность познакомиться с тем, как в свое время относились к Барклаю-де-Толли, несмотря на то, что он спас Россию от Наполеона. Я, тем не менее, как и прежде, буду работать не покладая рук, хотя и не питаю никаких иллюзий.

Несмотря на все услуги, которые я могу оказать; я останусь, как это до меня случилось со многими другими, «нежеланным гостем».

Я сказал это все спокойным, вразумляющим тоном и могу утверждать, что понизил окружающую температуру до 20 градусов. Им нужно говорить то, что думаешь. Вот пример их нелепых мыслей: некоторые из национальной гордости настаивали, чтобы я не участвовал при въезде в Москву…

Лебедев высказал несколько протестов, затем Стефаник прервал общее молчание контрпроектом, содержащим, в сущности, то, что я предлагал. Обсуждали, переобсуждали и через несколько часов перенесли собрание на завтра.

…Получил вечером телеграмму с известием, что Стефаник назначен командиром Почетного легиона. Это прошло не без некоторых затруднений, Стефаник не только чехословацкий министр, но также французский гражданин и офицер, а все следы его назначения офицером были утеряны; этим объясняются многочисленные телеграммы, предшествовавшие назначению.

* * *

13 января. Сегодня два совещания. Одно о принципе командования, который указан телеграммой из Парижа и который русские не знают, как применить. Дидерикс приехал и тоже принимает участие в совещании. Он высказал по поводу фронта соображения, которые странно было слышать из уст такого доблестного человека. И разве не странно брать за правило сохранение армии, не заботясь о потерянной территории и не думая о моральной реакции, которую, в конце концов, эта потеря вызовет в армии. В заключение утверждаются полномочия Нокса, не вызывающие больших возражений. Затем я предлагаю редакционной комиссии (Сукин, Дидерикс и я) собраться завтра у меня для выработки текста.

Дидерикс был у меня с визитом, а также для того, чтобы поговорить по поводу отступления чехов в тыл. Все уже взвешено, вопрос назрел, и я переговорил со Стефа-ником, навестив его сегодня. Следует разрешить его немедленно.

Днем состоялось совещание по вопросу о железных дорогах, на которое я сопровождал Реньо по его просьбе.

Это совещание — продолжение целого ряда попыток. По приезде в Сибирь я уже несколько раз указывал на состояние сибирской магистрали. Работы миссии Стевенса[8], органа Соед. Штатов, в задачи которой входит привести в прежнее состояние железную дорогу, тормозились вследствие затруднений, которые в то время испытывали другие нации. Я все же настаивал, чтобы было принято, наконец, то или иное решение. Я мог требовать только одного, чтобы железнодорожное движение было восстановлено, ибо иначе нам нечего делать в Сибири. Не возлагая на себя никакой ответственности, я предлагал принять прежний, англичанами забракованный, французский проект, рекомендующий создать межсоюзную комиссию под председательством русского министра путей сообщения. Я неоднократно бил тревогу по поводу растущего беспорядка: со средины декабря Восточно-китайская ж. д. отказалась от транспорта в Забайкалье вследствие скопления двадцати шести поездов, которых эта сеть не могла принять.