Опекун для золушки - [104]

– Конечно, миледи! – Девушка сделала книксен и наконец удалилась. Видимо, желание услужить новоявленной герцогине было сильней ее не очень-то хорошего отношения ко мне. Кстати, взаимно.

Светловолосая служанка мне нравилась гораздо меньше Риты, но та по-прежнему сидела у постели Лилианны, наблюдая за изменениями в ее состоянии. Только изменений этих пока, к сожалению, не было. Графиня крепко спала, и я с грустью думала, что чары, наложенные на нее, – мои. Какая-то мерзавка похитила мой дар и использовала его отнюдь не в благих целях. Но кто? Агата, Глория, Сюзана, Шарлотта или одна из тех леди, что носили волшебные кулоны, но не участвовали в конкурсах? А может, кто-то из толпы? И какова все-таки цель? Женить его высочество или, напротив, оставить холостяком, чтобы потом окольцевать без всякого отбора? А возможно, не приведи духи, убить? Есть же и другие претенденты в очереди на престол.

– Ваша светлость! – Не успев толком уйти, в комнату вернулась Тара. Глаза ее блестели, а лицо раскраснелось, что для «девочек-зомби» с их бледностью было совсем уж редкостью.

– Кто пострадал? – Я резко обернулась, «вспенив» пышные юбки. – Опять кого-то подпалили или усыпили?

Недобрые предчувствия зашуршали, точно мыши в норе, однако служанка меня быстро успокоила:

– Нет, ваша светлость! Наоборот! – воскликнула девушка. – Мне только что передали: ее сиятельство очнулась!

– Лиля пришла в себя? Счастье-то какое! – Схватив ошалевшую от громких возгласов кошку, я метнулась к двери, едва не сбив с ног Тару.

– Нет-нет, миледи! – остановила меня она. – Вы же не хотите испортить сюрприз, правда?

– Кому? – не поняла я.

– Ваши метки. – Служанка выразительно посмотрела на мои руки. – В коридоре сейчас слишком много людей. Слуги-то промолчат, но гости, пришедшие проведать леди Лоурэнс, сразу заметят брачный узор на ваших ладонях.

– Что предлагаешь?

– Спуститесь к себе по потайной лестнице и наденьте перчатки.

Я кивнула и, развернувшись, побежала вместе с Геллой в противоположную сторону. Это и стало моей ошибкой. Следовало все же пойти обычным путем в сопровождении слуг, тогда бы я не очутилась в собственной комнате в гордом одиночестве и не услышала странно знакомую мелодию, доносившуюся из сада.

Там же…

Ноги ослабели. Покачнувшись, я оперлась руками на подоконник, жадно вглядываясь в залитый солнечным светом сад сквозь открытое настежь окно. Музыка, столь любимая когда-то, играла там: за густой стеной усыпанных розами кустов, за темными стволами вековых деревьев, за гибкими ветвями и пушистыми зелеными кронами. Звуки лились, сплетаясь в приятный слуху мотив, и губы сами начали шептать слова давно забытой песенки:

Лебеди белые, сильные, смелые,

Синяя даль вас влечет.

Там мечта сбудется, горе забудется,

Боль, как вода, утечет.

Куплет за куплетом, припев за припевом… мелодия проникала в душу, будила память, вырывая из ее недр то, что я должна была забыть навсегда.

Две женщины, прекрасные, как богини, сидели в увитой плющом беседке близко-близко, обнимали друг друга, гладили по лицу, волосам, смотрели в глаза, а потом касались губами губ. Две женщины, которых я очень хорошо знала. Моя любимая мамочка и ее лучшая подруга Лиза. Я стояла на тропинке, держа в руках музыкальную шкатулку, подаренную папой Ивара, и в недоумении смотрела на них. Пришла, чтобы рассказать какой-то важный сон, который увидела, задремав в гостях. Мама такие сны называла волшебными. На каменном столе возле подруг лежали бусы из разноцветных камешков, и один из них – белый, в виде капли – сиял гораздо ярче других.

Женщины, не замечая моего присутствия, продолжали делать непонятные вещи. Непонятные и неприятные! Мне было невдомек, почему мама целует тетю Лизу, а не меня или папу. Неправильность ситуации вызвала ярый протест, и, открыв шкатулку, я завела громкую мелодию. Подруги вздрогнули, отпрянули друг от друга. Мама вскочила и, торопливо пригладив волосы, бросилась ко мне. Лиза же принялась поправлять съехавший набок лиф домашнего платья.

– Мика, доченька, ты давно здесь? – испуганно пробормотала мама, пытаясь меня обнять.

– Почему ты целуешь тетю Лизу? – спросила я, вывернувшись из ее рук. От резкого движения музыкальный сундучок упал на дорожку. От удара механизм заклинило, и припев начал повторяться раз за разом:

Два белых лебедя улетели туда,

Где лиловые розы цветут у пруда,

Цветут у пруда, цветут у…

– Я не целовала, мы просто разговаривали! – Мама лгала. Ее щеки пылали, голубые глаза лихорадочно блестели, а пальцы чуть подрагивали, то и дело касаясь кружевного воротничка. Испуганная и обескураженная, она смотрелась жалко.

– Мы просто играли, Микаэла. – Лизанда тоже вышла из беседки и натянуто мне улыбнулась.

А шкатулка все пела и пела о любви двух гордых птиц. Когда я слушала эту песню раньше, представляла себя и Ивара: повзрослевших, нарядных и обязательно у свадебного алтаря. Сейчас же под опостылевшие строки мне виделись мама с Лизой. Они крепко держались за руки, уходя в закат… от нас с папой!

– Ты врешь, врешь, врешь! – закричала я, топнув ножкой в розовой туфельке с атласным бантом. – Вы целовались, я видела, я знаю… я все папе расскажу-у-у… – заныла, глотая слезы. – И герцогу тоже! – пообещала, громко шмыгнув носом, и устремилась вглубь сада, ускользая от матери, вновь попытавшейся меня перехватить.