Опекун для юной девы - [87]

— А что я должно была решить?

— Не знаю. Быть может, вспомнить все то время, что мы провели с тобой вместе? Попытаться оценить мои действия, раз уж все мои слова тебе показались ложью, — он позволил ей чуть отстраниться и взглянул в глаза. — Анют, ну, подумай сама. Если бы я хотел тебя убить — выпить твою кровь или другим каким способом избавиться — разве я стал бы делать ремонт в квартире, покупать новую мебель, технику, столько вещей для тебя? Даже если предположить, что я был очень-очень сыт и решил подождать недельку, пока оголодаю, то эту неделю ты бы прекрасно в своих штанишках по дому побегала, питаясь чаем да бутербродами, денег мне на тебя зачем было столько тратить? Они у меня совсем не лишние, для другого были отложены.

Она смутилась.

— Я не просила…

— Аня, да я не о том, что мне жалко. Я о том, что ни твое убийство, ни использование тебя в качестве еды в мои планы как не входило, так и не входит.

— Зачем же тогда ты меня взял? Зачем подписал этот чертов контракт?

— А что б с тобой стало, если б не взял? Думаешь, тебе бы свободу дали? Просто отдали бы кому-то еще… И я бы остался, весь такой в белом: ничью жизнь против воли себе не брал, если с кем из людей встречаюсь, то лишь с их согласия… А тебя бы убил этот самый «кто-то еще». Может, чтобы друзей ублажить, может, чтобы денег не тратить…

Она вздрогнула в его руках. Он погладил по волосам, прижал к себе крепче.

— Прости, что говорю об этом. Бывает все. Такое — тоже. Все вампиры разные. Как и люди, наверное. Вот только у нас — абсолютная власть. И распоряжаются ей… кто как может. Да, Анют, я подписал. И я рад, что я подписал. Я даже рад, что на тебя повесили этот контракт, а не дали полную свободу… Потому что теперь ни один вампир не имеет права коснуться тебя даже пальцем. Ни один. До конца твоих дней.

— А как же «с участием третьих лиц»?

— С моего согласия, ребенок. Которого я не дам. Никогда. Даже не думай об этом.

— Ты мне клянешься?

— Что тебя не тронет ни один вампир? Я клянусь, родная.

— Нет. Это я и так… верю. Еще не забыла, как ты меня от своего друга оттаскивал.

— А ты забудь. Не было никакого друга, в глаза ты его не видела.

— Ты поклянись, что ты сам, — не дает она сбить себя с мысли. — Что ты сам меня не убьешь, что не станешь меня использовать… как в том контракте написано. Самым дорогим, что у тебя есть, поклянись.

— Я клянусь, Анют. Беречь тебя, опекать, защищать. Помочь тебе найти свое место в этом мире. Хранить твою жизнь как величайшую ценность. Сделать все, что в моих силах, чтоб она была счастливой и долгой. Всем самым дорогим на свете клянусь!.. А знаешь, — добавил он задумчиво. — У меня ведь дороже тебя и нет сейчас ничего.

— Что, «кровь разумных» столь дорого ценится на рынке? — мрачно усмехнулась девочка.

— Не знаю, — отмахивается он от ее предположения. — Не в этом суть. Просто, понимаешь, Анют, если я не смогу сохранить твою жизнь, если я погублю тебя — я разрушусь сам. Перестану существовать как личность. Того Аршеза, что я создавал много лет и которого привык уважать — его больше не будет. Я превращусь в одного из тех, кого сам столько лет презирал… Я уже почти превратился, и даже не заметил… И тогда появилась ты…

Она не нашла, что ответить, и просто позволяла ему себя обнимать. Верила ли? Она знала, что он сам — верит. Просто чувствовала это, ощущала каждой клеточкой своего тела, как давно уже ощущала его эмоции. Но… если она ощущала их, если всю эту неделю она чувствовала его — истинного, такого, какой он есть… Может ли вампир быть хорошим? Не злодеем, не убийцей, не кровожадным чудовищем?.. Но ведь Ар — был. Добрым, внимательным, заботливым. Они ни единого разу не ощутила идущей от него агрессии — не то, что в действиях, даже в мыслях. Страсть — да, прорывалась, обжигая порой ее сознание темными и совершенно порочными желаниями. Но он действительно не позволял… Даже вчера — он ушел. Сам признает, что сорвался, но все же ушел. Не тронул. Вот только…

— Ар, — позвала, решившись спросить.

— Да, малышка.

— А что такое «кровь неразумных»?

— Что?

— Ну, ты сказал, что кровью разумных вы не питаетесь, она слишком большая ценность. А питаетесь вы тогда чем? Если не ради секса-удовольствия, а просто? Что тебе по вечерам привозят? Или… кого?

— Кого… — он вздохнул. — Не уверен, что тебе стоит об этом знать…

— Пожалуйста, Ар! Лучше ты. Я ведь все равно однажды узнаю…

— Нет уж, будем надеяться, что все-таки никогда, — покачал он головой. Но, поймав ее настороженный взгляд, решился продолжить. В самом деле, лучше уж он. — Здесь об этом не принято говорить. И уж тем более никто из людей никогда их не видел… Они действительно неразумны. Люди, лишенные разума. Особый вид, выведенный давным-давно. И уже не способный вернуть себе человеческий облик, даже если отпустить их на волю.

— Они… живут в неволе? — почти прошептала.

— В стадах.

— Но… — про стада он что-то уже говорил. Давно… Еще в первый день, когда она кладовку исследовала. — Погоди, ты тогда сказал «животные». Ваши особые животные, которых нельзя видеть людям…

— Да, официально это называется так. И в любом учебнике ты прочтешь именно это определение…