Опция поиска - [12]

сервирует на маленькой кухне праздничный семейный обед, смотавшись в

супермаркет за шампанским и цыплятами табака.

Лере повезло, бинокли в гардеробе имелись. До начала представления она

нервно прохаживалась по пустому фойе, от скуки разглядывая фотопортреты

местных театральных деятелей, и боялась, что будет сегодня единственным

зрителем, не считая беглого Леонида, но потом начали стекаться мамаши с детьми и

бабушки с внуками. Стало шумно и бестолково. Леонид пока не появлялся.

Вооружившись программкой, которую ей вручила у входа важная дама,

отрывающая корешки у билетов, Валерия полутемной лесенкой поднялась на

балкон. Осмотрела ряды пустующих кресел. Уселась по центру у парапета и

принялась изучать сероватые странички, ища нужную фамилию. Ни Лепехиной, ни

Жабиной среди актрис не значилось. Ни в играющем составе, ни среди дублеров.

Блин.

Как все глупо. Гонка на машине нелепая, поиски неизвестно кого. И неизвестно

зачем. Что именно она собиралась сделать, найдя в программке фамилию, гм,

разлучницы? Ворваться в антракте в артистическую уборную и учинить скандал? Или

подстеречь после спектакля у служебного выхода и облить зеленкой, купленной в

аптеке за углом? Или выследить, где живет, и следом за ней нагрянуть, чтобы… Что?

Нет, конечно… Какие еще скандалы?.. Ей нужно найти мужа. Найти, развернуть

его лицом к себе и отчеканить, что… Что чеканить-то?! Ну вот, кажись, приплыли.

Забыла?

Когда Валерия рвалась в этот город, точно знала, что именно ему скажет. Даже

не скажет, а выплюнет в лицо. Что пусть валит и все такое. Что не он ее бросил, а

она решила прогнать. Что она жалеет о бездарно с ним прожитых годах. И жалеет,

что не догадалась выставить его раньше. И горячая благодарность мадам Лепехиной

и мадемуазель Лепехиной, что поспособствовали сему.

А теперь Валерия не знала, так ли уж она всерьез хочет весь этот ушат на

мужа вылить, когда и если найдет его в этом городе. Более того, она уже была не

уверена, что горит желанием его здесь найти. Хотя, это разные вещи. Если найдет, то

и выльет, у нее не заржавеет. Но лучше бы его тут не было.

Лучше бы обманулась Валерия в своих подозрениях. Приехать бы сейчас

домой, отпереть квартиру, а там Лёнька бродит в носках и полосатых боксерах,

сердитый и надутый оттого, что она не предупредила и куда-то уехала, и не звонит, и

эсэмэсок не пишет. А Лера его чмокнула бы в толстый нос и сказала весело: «Кончай

гундеть, Лёнька, давай лучше ужинать». Ну, может, не ужинать, ужин-то она не

приготовила. Может, чай пить. Он бы поворчал немного, а потом спросил, как дела, и

куда это она шлындрала на Михе. Михой она джип свой зовет. Она наврала бы что-

нибудь, и все у них стало бы, как прежде.

Как же – по-прежнему… Она что, забыла? Забыла, почему она здесь? Это не

она шлындрала, это его не было всю ночь. Приехать домой и просто так сесть чаек

пить теперь не получится.

На сцене на фоне расписного теремка исполняли дуэт и весело отплясывали,

взявшись под ручку, мышка-норушка и лягушка-квакушка, а кто-то злой и страшный,

не иначе, как волк – зубами щелк, прятался за бутафорской елью, и дети вразнобой

кричали писклявыми голосами, торопясь предупредить беспечных добрых героев о

коварной ловушке, подготовленной серым негодяем.

Лёнька так и не появился. Ни к началу первого акта, ни к началу второго.

В гадостном настроении Валерия встала со скрипнувшего кресла. Делать тут

ей больше нечего, и что делать дальше, она не знала. Лера вышла в гулкое

пространство пустого фойе, где в уютной нишке рядом со входом в зрительный зал

расположилась в кресле дама-контролер и читала какой-то журнал. Кажется, что-то

про здоровье.

Дама взглянула поверх золотистой оправы на Леру и вновь уткнулась в

глянцевые страницы. Бурова посмотрела на нее задумчиво, и язык сам проговорил:

– Извините, что отрываю… Не подскажете, а Лепехина Антонина работает в

вашем театре?

Дама отложила журнал в сторону и с любопытством посмотрела на Леру.

– Лепехина? Работает, – многозначительно растягивая слова ответила она. –

Только кем же вы ей приходитесь, если так ее назвали? В театре быть Лепехиной

неприлично, тут она Аделаида Турчинская.

– А! – воскликнула Лера. – Квакушка, значит. А я ее и не признала. Гримм очень

густой. Вон же ее фотография, на той стене! И как я просмотрела?!..

– А вы, извините, кто будете? – с первобытной бесцеремонностью повторила

вопрос контролерша.

– Ассистент режиссера из Москвы, – бодро представилась Лера и сама себе

удивилась. Выходит, годы дружбы с Киреевой не прошли для нее даром. – Ваша

Лепехина в кастинге собралась участвовать на главную роль в новом телесериале,

прислала анкету с фотографией, – продолжила она фонтанировать, – но мы

инкогнито проверяем, кто чего стоит. Так сказать, в естественной среде обитания.

– Ну и как? – ревниво спросила дама, скушав эту чепуху, не разжевывая.

– А никак. Ни фига играть не умеет эта Лепехина. У нее не лягушка, а гусеница

какая-то получилась, причем криволапая. Хотя квакает, надо заметить, отменно.

Дама удовлетворенно покивала:

– Совершенно бездарная актриса. Один апломб и ничего больше. Да и образ

жизни у нее…

Дама бросила на Леру многозначительный взгляд и потянулась за журналом.