Опасный замок (сборник) - [48]

– Остановитесь, молодой человек, остановитесь! – кричал он, – вы уже успели сбиться с дороги. Меня удивляет, что ваши родители отпускают такого ветреника без надежного провожатого.

– Может быть, родители и не сделали бы этого, если бы они у меня были, – отвечал я.

– Я не привык принимать у себя незнакомых, – сказал он, – но так как вы, во-первых, не знаете дороги, во-вторых, рискуете встретиться с недобрыми людьми, то я считаю необходимым сделать исключение из общего правила и предложить вам ночлег на сегодня.

Я вздрогнул невольно при этом не совсем радушном приглашении, но превозмог себя и поблагодарил незнакомца.

– Надеюсь, – сказал я, – что посещение мое не обеспокоит ваше семейство, – и вторично дал понять, что охотно готов предложить вознаграждение.

– Посещение ваше, конечно, принесет мне немного беспокойства, – отвечал он, – но деньги не могут служить для меня вознаграждением… Одним словом, я не трактирщик.

Я извинился и, по его приглашению, снова влез на круп лошади.

Мы поскакали. Собиралась буря, ветер начал свистать, и до нас доносился шум прилива.

Наконец мы достигли узкой и глубокой долины. При свете луны, показывавшейся иногда из-за туч, я видел только утесы и редкие деревья. Мы спускались по извилистой и крутой дороге, но ни темнота, ни неровность почвы не уменьшали быстроты бега вороной лошади.

Вскоре предстали пред нами две или три хижины, из которых одна показалась мне лучше, нежели обыкновенно строятся они у крестьян в этой части Шотландии. Окна были со стеклами, а отверстия в крыше показывали наличие мезонина. В темноте нельзя было различить местности, но шум воды свидетельствовал о близости реки, и местами обрисовывались силуэты деревьев.

Но мне было некогда делать наблюдения, ибо по свистку моего спутника появились мгновенно у двери главной хижины мужчина и женщина, сопровождаемые огромными ньюфаундлендами. Женщина тотчас же удалилась, заметив постороннего. Мужчина с фонарем в руке подошел молча, взял за поводья лошадь и повел ее, без сомнения, в конюшню, в то время как я последовал в дом за своим спутником.

Мы вошли в довольно опрятную комнату с кирпичным полом, и я с удовольствием увидел яркий огонь, пылавший в обширном камине, возле которого стояли каменные скамейки. По стенам висели разные охотничьи и рыболовные принадлежности. Проводник мой вышел в другую комнату, знаком пригласив меня сесть перед камином.

Я остался в обществе старухи в сером платье, клетчатом переднике и белом чепчике, концы которого падали ей на плечи, как носят простые женщины. Очевидно, это была служанка. Странным показалось мне, что в этой протестантской стране на руке у старухи висели четки.

Она начала собирать ужин: накрыла стол и, добыв из торбы, привезенной моим спутником и повешенной у дверей, две рыбины, принялась их жарить, предварительно разрезав.

Между тем в комнату вошел человек, отводивший лошадь на конюшню, и наружность его показалась мне еще непривлекательнее, чем у старухи. Это был здоровый, сильный старик, одетый как рыбак, в голубом жилете и штанах, какие носят моряки; он держал за поясом большой нож, который мог при случае служить оборонительным оружием.

Войдя в комнату, он посмотрел на меня с любопытством и, как мне показалось, весьма неприветливо, но потом перестал обращать на меня внимание и тоже занялся приготовлениями к ужину. С ловкостью, которой я не ожидал от него, судя по его неуклюжему виду, он поставил у одного конца стола два стула, а у другого – две скамейки, разместив сообразно с этим четыре прибора. Посуда была глиняной, но один прибор, от кружки до солонки, был серебряный, с гербами. Большие собаки уселись по бокам, а две меньших улеглись под столом и терпеливо ожидали подачки.

Для меня не было ничего удивительного в том, что человек, занимавшийся рыболовством, может иметь превосходную лошадь и жить лучше других крестьян, но все, мною виденное, как бы показывало, что я находился не у крестьянина, который был богаче своих собратьев, а у человека, имевшего некогда значительное состояние и сохранившего еще некоторые внешние признаки, напоминавшие о его прежнем положении.

Кроме серебряной посуды, слуга поставил на стол лампу из того же металла: она осветила комнату, озарявшуюся до того лишь мелькавшим пламенем камина.

Буфет, в котором размещалась посуда, отличался образцовой чистотой. Во впадине окна стояла этажерка орехового дерева с великолепной резьбой, а на полках лежали книги и бумаги; в другом углублении, менее освещенном, я заметил два ружья, две шпаги, пистолеты и другое оружие – вещи довольно странные, если не подозрительные, в подобной хижине и в краю, столь спокойном.

Мне недолго, однако, пришлось делать эти наблюдения, потому что довольно скоро явился мой спутник. Он переоделся в серый сюртук, обхватывавший его могучую талию, и в узкие панталоны. Сукно его одежды было тоньше, нежели у старика, и белье отличалось безукоризненной белизной. Он был без парика и без пудры, и русые курчавые волосы были без седины, хотя ему было лет пятьдесят по крайней мере. Черты лица выразительные и сохраняли строгое выражение.