Опасный спутник - [24]

— Оомарк! Оомарк! — Я боялась, что уже потеряла его. Что подтолкнуло его к побегу, я сказать не могла; разве что те, к кому мы шли, были действительно ужасающей целью.

Я слушала. Он не отвечал, и единственное, на что я теперь надеялась — это уловить какие-нибудь звуки в дымке. И я их услышала — и поковыляла туда, откуда они доносились, до боли напрягая лодыжку.

Потом наступила абсолютная тишина, и я позвала:

— Оомарк! Оомарк!

Я услышала хныкание, такое же, как то, что привело меня к нему в первый раз. И попыталась идти на слух. И снова пространство было наполнено ослепляющими фигурами. Вообще-то, их резкий цвет был еще неприятнее — из-за него я все время терла измученные глаза.

Наконец, я натолкнулась на параллелограмм пульсирующего желтого цвета. Но хотя видела я именно его, царапали и рвали меня на части ветки с шипами. Я отшатнулась, вскрикнув; по рукам текли маленькие струйки крови. Упав на колени, я глянула вниз, но увидела только серый бархат. Однако когда я провела рукой по этой поверхности, то почувствовала землю и песок, мягкость мха или очень короткой травы.

То, что осязание и зрение противоречили друг другу, огорчало меня в тот момент не так сильно, как то, что Оомарк исчез — теперь я не слышала даже хныканья. Припав к земле, я звала и слушала.

— Оомарк! Оомарк!

Мой голос разбудил только слабое, несчастное эхо, похожее на стон. Брести ли мне на ощупь и дальше? Но ведь я могла ошибиться в направлении.

— Оомарк?

На этот раз ответ был — приглушенный крик с другой стороны зарослей, в которые я забежала. С другой стороны?.. И далеко ли? Лишь бы только он не замолчал…

— Оомарк!

Ответил — хотя я не могла разобрать слов, только звук. Спотыкаясь, я бросилась вперед, стараясь не столкнуться снова с какой-то фигурой; они сверкали вокруг, пока не слились для меня в прыгающие языки пламени.

— Оомарк!

Я была так уверена, что последний ответ послышался издалека, что даже испугалась, когда он ответил, стоя прямо передо мной.

— Я здесь.

Он сидел на земле, и, казалось, окрасился в какой-то сероватый оттенок, так что я смогла разглядеть его, только когда он шевельнулся. И когда, выбившись из сил, я шлепнулась неподалеку, все моргая и моргая, от боли, от слез, и старалась разглядеть его получше. Потому было в нем что-то такое…

Нет, я не ошиблась — он хорошо сливался с серым. Должно быть, он несколько раз спотыкался и падал, так что весь покрылся землей, потому что он и был серым — с ног до головы. Или это мое зрение? Я в страхе потерла глаза. Нет, я все еще различала оранжевый и желтый, малиновый и ярко-красный. Но Оомарк был серым — и его тусклый цвет бледнел!

— Я не пойду снова! Ты не заставишь меня! Бартаре и Леди — они не хотят, чтобы я приближался! Если я пойду, они что-то сделают, что-то… что-то плохое. Не пойду!

— Хорошо. — Я слишком устала, чтобы как-то убеждать его сейчас. — Тебе и не надо.

— Ты все-таки заставишь меня! Я знаю, заставишь! — Он был агрессивно враждебен, и мне подумалось, что в любой момент он может снова сорваться с места. Случись такое — я сильно подозревала, что больше никогда его не найду.

— Нет. — Я старалась говорить как можно убедительнее. — Не буду. Я слишком устала сейчас, чтобы идти дальше.

— Это все оттого, что ты не хочешь есть фрукты. — В его голосе звучала злобная нотка. — Не хочешь меняться…

— Меняться? — словно по инерции повторила я.

— Да. Знаешь ли, надо измениться. Ты не понравишься этому месту, если не изменишься. А если изменишься, ну, тогда все будет в порядке. Правда, Килда! — Его голос смягчился. Он вытянул серую руку, будто для того, чтобы коснутся моей, но так и не дотронулся до меня кончиками пальцев.

Измениться?.. Может, не в моих глазах было дело, когда я заметила, что Оомарк все больше и больше сливается с цветом земли, на которой сидит…

— А ты изменился, Оомарк?

— Думаю, да. Но, Килда, если ты не изменишься, я не смогу остаться с тобой. А если я не с тобой… Я не хочу быть один! Килда, пожалуйста, не заставляй меня остаться в одиночестве! Пожалуйста! — Он вытянул руки, будто хотел ухватиться за меня. И все же — я заметила — он, казалось, не мог довести движение до конца. Он или не мог, или не хотел прикасаться ко мне.

Когда я вытянула руки в ответ, он отшатнулся. Потом поднялся и медленно попятился, не отрывая от меня глаз, будто подозревал, что я попытаюсь его схватить.

— Ты должна измениться, Килда, должна!

Он развернулся и подбежал к одному из окружающих нас. Я аж вскрикнула, настолько его цвет напоминал горящий факел. Но когда Оомарк отступил от пламенного света, он обеими руками держал какую-то дрожащую лампочку. И протягивал ее мне.

— Съешь это, Килда! Ты должна это съесть!

То, что могло привести к борьбе — а я видела, что он решительно настроен — так и не произошло, потому что из-за двух огненных столбов прозвучал странный звук.

Он был придушенным, хриплым. Может, так бормотали бы слова на незнакомом языке. Оомарк оглянулся через плечо, уронил огненную лампочку и издал дикий крик ужаса.

Потом бросился бежать, и я потеряла его из виду. За ним, касаясь земли то одним, то другим кончиком, гналось нечто темно-фиолетовое, — возможно, это были два треугольника, спаянные посредине. От них исходило кулдыканье, будто они изо всех сил старались выкрикнуть что-то членораздельное.