Опасный промысел - [32]

— И ты тоже? — удивился Бэннон. — Знаешь, я ведь собирался остаться здесь всего на год. Но жизнь в гармонии с природой вызывает в душе нечто такое, что проникает человеку в кровь, и теперь я уже не смогу вернуться в Штаты, в тамошнюю суету.

— Так же и я, — согласился Нат. И это открытие испугало его.

В глубине души он всегда верил, что когда-нибудь вернется в Нью-Йорк. Неужели он и вправду готов остаться в этой глуши, готов прожить здесь всю свою жизнь, как индеец?

— Большинство из нас чувствует нечто в этом роде, пробыв здесь какое-то время, — заметил Шекспир. — Если хочешь знать, я верю, что для такой жизни и создал нас Господь. Он поселил Адама и Еву в саду, ведь так? И на то, должно быть, имелась веская причина. Я думаю, по пути своего развития человечество разучилось понимать, что для него действительно важно. Люди, живущие в городах, предпочли удобства истинной свободе, а безопасность — независимости.

— И ты считаешь это неправильным? — спросил Нат.

— Не мне судить. Я думаю, каждый человек должен решить сам, как он хочет жить. И в конце пути все ответят за свое решение перед Творцом.

Бэннон засмеялся.

— Гейб говорил, что ты философ, но я и не подозревал, какой глубокий.

— А тебе бы пора уже понять, что жизнь в глуши заставляет человека задумываться о самых важных вещах в жизни.

— Интересно почему? — спросил кто-то.

— Потому что здесь мы каждый день встречаемся лицом к лицу со смертью. Здесь на нас каждый день в упор смотрит Вечность, если можно так выразиться. Когда человек знает, что он в любой момент может перейти в мир иной, он, естественно, хочет докопаться до сути вещей, — пояснил Шекспир. — К тому же длинными зимними днями и ночами надо чем-то заняться.

— А зачем, как ты думаешь, я купил себе индианку? — засмеялся костлявый траппер. — Я-то уже решил, как проведу ближайшую зиму.

Слова эти были встречены общим смехом.

— Ладно. По коням! — скомандовал траппер, и все поспешили выполнить приказ.

Нат тоже сел в седло и спустя несколько мгновений уже следовал за Шекспиром по берегу ручья. Заметив парящего в небе орла, он улыбнулся, чувствуя себя в привычной обстановке, как дома.

Часа два они обшаривали округу в поисках исчезнувшего человека, но безуспешно.

Наконец отряд обогнул подножие горы и достиг маленького озера, за которым зеленел лес.

Шекспир подвел лошадь к воде и уже собирался спешиться, как вдруг подобрался и прищурил глаза.

— Стойте! — Он поднял руку.

— В чем дело? — спросил Бэннон.

— Следы. — Траппер соскользнул с седла. Опустившись на колени, он осторожно прикоснулся к мягкой земле:

— Здесь были лошади. Насколько могу судить, индейские.

Нат наклонился и с трудом разглядел слабые отпечатки:

— Как давно они тут были?

— Дней десять назад.

Подъехал Бэннон:

— Тогда не о чем беспокоиться. Индейцы, лошади которых оставили эти следы, наверное, уже за много миль отсюда.

— Надеюсь, так оно и есть, — согласился костлявый траппер по имени Ятис.

Шекспир выпрямился и вдруг стремительно поскакал к тополевой роще, до которой было около двадцати ярдов.

— Скорей! — бросил он на ходу. — В укрытие!

Нат испуганно взглянул в сторону леса и, хотя не увидел никаких причин для такой спешки, без колебаний доверился другу; Бэннон и остальные поступили точно так же.

Через несколько секунд всадники влетели в рощу и натянули поводья.

Шекспир подвел лошадь к опушке и стал вглядываться в полоску леса.

— Что там? — тревожно спросил Бэннон.

— Сойка.

— Сойка? — озадаченно переспросил тот.

— Угу. Она порхает так, словно ей подожгли хвост.

Ятис фыркнул:

— И ты поднял такую кутерьму из-за глупой птицы?

— У природы есть свои законы, дружище, и только глупец не обращает на них внимания. Горные сойки обычно ведут себя спокойно и дружелюбно, любят держаться вблизи людей в надежде ухватить лакомый кусочек. Чтобы вспугнуть такую птичку, надо изрядно повозиться, а эту сойку явно кто-то потревожил.

— Не спорю. Но птицу могли испугать лиса или рысь. Стоит ли прятаться здесь из-за этого?

— Да, стоит, — ответил Шекспир, и его уверенный тон заставил всех пристально вглядеться в лес, темнеющий впереди.

Вдруг Нат почувствовал, как по его спине побежали мурашки, и, крепко сжав «хоукен», пригнулся в седле.

— Да чтоб мне провалиться! — выдохнул Ятис.

Из леса показался большой отряд индейцев — несколько дюжин, все пешие. Большинство индейцев были едва одеты, но у всех имелись дубинки, мушкеты, луки или томагавки. Они шли к озеру.

— Черноногие? — тихо спросил Бэннон.

— Нет, не похоже…

— Правда? — Бэннон явно почувствовал облегчение.

— Это не черноногие, — сказал Шекспир. — Это блады.

— Ничего себе! — воскликнул кто-то из трапперов.

— Если они нас схватят, мы — покойники, — добавил другой.

Нат посмотрел сперва на индейцев, потом на траппера:

— Кто такие блады? Они что, еще хуже черноногих?

— Так и есть — хуже. Черноногие не только постоянно воюют с белыми, но и нападают почти на каждое индейское племя в Скалистых горах. Так вот, они дружат только с двумя другими племенами — пиеганами и бладами. Три эти племени и властвуют на большей части территории от реки Саскачеван до верховьев Миссури.

— И, если пропавший парень нарвался на этот отряд, он никогда уже не вернется, — добавил Ятис.